Княгиня Ольга

Княгиня знала, что если человек одержим желанием что либо рассказать, что‑то выложить перед тобой, лучше его выслушать до конца. Она так и делала — это было ее правилом, которому она не изменила.

Откровения Порсенны были княгине Ольге интересны, потому что впервые бытовые, родные праздники, которые были известны с детских лет, окружали ее всегда, вдруг предстали в таинственном и загадочном, каком‑то чужом свете.

Княгиня Ольга вдруг тронула звонкий колокольчик, так что старик от неожиданности вздрогнул, и в ту же секунду явившемуся Акилу она сказала:

— Горячую мяту и ячменные лепешки с медом! И еще — спичака жареного, из вчерашних, что осетреник доставил.

Старик любил лакомиться рыбой, это княгиня знала и потому приказала принести спичака из доставленных сборщиком подати осетрами к княжескому столу. Спичаками звали красавцев–осетров, выловленных в Днепре, которые по вкусу были предпочтительнее самок–кашиниц.

Акил принес все так быстро, будто все стояло у него за дверью. И Ольга сказала ласково:

—Поешь как должно, Порсенна.

Нестерпимая жалость к нему стиснула ей сердце, и она подумала горько: «Не к добру…».

Жизнь — бесконечное прощание с теми, кого любишь. Они или уходят и не возвращаются, или умирают. Или становятся врагами, и тогда особенно страшно, если они остаются рядом с тобой.

Княгиня Ольга знала, что ее придворный лекарь Валег давно стал тем, на кого нельзя положиться.

Как это случилось? Она и не заметила, и это особенно было ей неприятно. Не доверять человеку, который должен лечить — это было даже опасно. Властолюбие его все расширялось, все больше выпирало, и недоразумения росли…

Из этих мыслей вытащил ее веселый голос Порсенны:

— Как все у тебя вкусно, княгиня! А уж мед — особенный! Не зря, не зря наши предки всегда женщину и мед воспринимали как близких друг другу. Смотри, ведь в нашем календаре через 40 дней после медового Спаса–Спасения — это после изгнания‑то из рая — как твои христиане говорят, княгиня! — не забыл присовокупить старик, — в восьмой день вересеня–сентября — рождение древнейшей богини Бабы. Ты скажешь — Богородицы, матери Христа? Но прежде ее была богиня Баба… Бабье лето… Новый счет времени, когда полагалось зажигать огонь через трение друг о друга двух кусков дерева… А готовиться к ее рождению начинали за 6 дней…

— Почему ты говоришь об этом в прошлом? — спросила княгиня Ольга, — ведь Бабье лето мы празднуем каждый год. А в Бабьем яре стоит у нас сама Баба — глиняная… Ты знаешь, как на поклонение к ней собираются все женщины, трут ее маслом, кладут цветы…

— Ах, княгиня, я столько всего видел в жизни, что уже и будущее различаю… Не тот стал народ… нет у него прежней веры в старых богов… охладели они… Уж на что любимые всеми зимние Святки — в честь Световида, Коляды, Святой Небесной Воды, так и то мне жрецы Коляды — колдуны — жаловались, что они не собирают столько еды и монет, чтобы и жертвоприношение достойное совершить, и своих колдунов оделить. Ведь колдуны — могучая часть жреца, но Коляда — только зимний бог, и колядуют только раз в году…

Княгиня Ольга задумалась. Мятное питье остывало перед ней, и легкие струйки последнего тепла расплывались в воздухе.

— Я знаю, что они никогда не выражали никакого недовольства и не ссорятся с волхвами Перуна. Ведь Перун — покровитель нашего княжества, и князь Святослав и его воины клянутся именем Перуна…

— …Белеса, — закончил Порсенна. — И Велеса!

«Да, Порсенна, — вспомнила княгиня Ольга, — ведь мой отец был жрецом Велеса, а я — берегиней…»

Княгиня Ольга приложила флакон со святой водой к груди и продолжала:

— Иногда это кажется сном… Оте–князь — верховный жрец Велеса, а я — маленькая девочка — берегиня… А ведь это тоже жрица, волхова… Не только Велеса — еще и Перуна, Но я тогда думала, что Перун — бог неба и войны, а Велес — бог скота, всех наших коров, коней, лошадок… Впрочем, все это так и есть… Но вот берегинь здесь, у Киева, нет… как на моей родине — на севере… Берегини выбирались из маленьких девочек… наверное, по смелости. Ведь так страшно иногда плыть по реке совсем одной… Когда дождь и ветер… и течение уносит.

— Ты была берегиней?! — с изумлением спросил Порсенна. — В это трудно поверить, отец–князь…

— Да, это так, — медленно ответила княгиня Ольга. — Мне трудно тебе все объяснить, но к тому времени, когда меня отдали в берегини, моей матери уже не было в живых… А мачеха хотела от меня избавиться… Вот, кажется, и я тебя удивила, — вскинула брови Ольга, — это было нелегко. По обеим сторонам реки стояли хоромы из березовых стволов, посаженных вкруговую. Ветви смыкались шатром, и летом там было прохладно и хорошо. Когда река замерзала, мы жили неподалеку, но постоянно ухаживали за хоромами, выметали из них сухие листья и ветки… Они стояли друг против друга — на обоих берегах реки… А мы, берегини, едва проходил лед, на челнах плавали от берега к берегу.

…Берег… берегини… береза… хором…