Княгиня Ольга и дары Золотого царства

Узорные золотые блюда и кувшины плыли перед глазами, сверкая, будто маленькие солнца. Рябило в глазах, и само обилие золота создавало ощущение чего-то невероятного, разрывало связь рассудка с окружающей явью. Эльга не то что не видела раньше ничего подобного – она и вообразить не могла. Не думала, что на всем свете есть столько золота, сколько находилось в этом триклинии. Отблеск золотых блюд придавал всему поданному божественный вид, так что обычная, в общем-то, рыба внушала скорее благоговение, чем желание ее съесть. На таких блюдах даже простая репа показалась бы пищей богов. Но что именно подавали, было, в общем, все равно – изумление не давало сосредоточиться на еде. Ослепленные блеском самоцветов глаза обманывали разум: кладя что-нибудь в рот, Эльга невольно ожидала, что сейчас на зубах захрустит драгоценный камешек.

Прямо перед ней стоял кубок, сплошь усаженный смарагдами размером с ягоду земляники, а по цвету – точь-в-точь как ее глаза: голубовато-зеленые.

К ней склонился служитель:

– Ее светлость Феофано просит твою светлость попробовать ее любимого блюда: запеченную пестрофу в сливках.

Эльга посмотрела на верхний стол: смеясь, Феофано помахала золотой рогатинкой, на зубцах которой сидело несколько каких-то белых кусочков.

Царева невестка вызывала у Эльги смешанные чувства, и она не знала, как относиться к Феофано. Если правда то, что о ней говорят, то княгине зазорно и смотреть в сторону бывшей потаскухи из харчевни. Вот уж Бог избрал на трон, кого не ждали! Но именно Феофано глядела на русскую княгиню как на человека, а не как на диво трехногое из крайних северных пределов. И Эльге был приятен привет и знак внимания хоть от кого-то из августейшей семьи, куда она внесла такое смятение.

Однако не стоит удивляться, если невестка идет наперекор свекру и свекрови. А ведь эта молодая женщина – следующая полновластная василисса.

– Позвольте услужить вам, – атриклиний взял другую рогатинку, побольше, и переложил с принесенного блюда несколько кусков на особое блюдо перед Эльгой.

То, с которого она ела зелень, уже заменили на другое – тоже золотое, но чистое. Эльга прижала золотыми вильцами кусок чего-то, отрезала краешек, теми же вильцами положила в рот. Но так и не поняла, что это за пестрофа такая. По ощущениям – рыба, но сбивал с толку сладковатый запах приправы. И непривычность ощущения мешала сказать, вкусно ли это.

Елена августа за своим столом лишь показывала зубцами пируни на желаемое блюдо, после чего прислужники подносили, накладывали, нарезали на кусочки, поливали соусом, а госпоже оставалось лишь положить в рот. Но Эльга, после всего увиденного, не удивилась бы, если бы среди придворных чинов под началом трапезита нашелся особый – в чьи обязанности входило бы класть пищу в осененный пушком красный ротик василиссы. И в чине не ниже протоспафария. Рассказывал же Савва, что есть особый чин, чтобы надевать на августа сапоги.

Посматривая на длинный стол, она видела потрясенные лица своих женщин. Робость перед непривычным боролась с любопытством: то одна, то другая застывала с выпученными глазами и хваталась за кубок с разбавленным вином, чтобы смыть изо рта чрезмерное жжение, горечь или кислоту. Иные раскраснелись, разогретые индийскими приправами, украдкой промокали потные лбы краями убрусов. Вон Святанка ловит сразу двумя вильцами что-то, в масле скользящее по блюду: упустит на шелковую скатерть, горюшко! Ярослава озирается, ищет, обо что бы вытереть жирные пальцы; прислужник склоняется, предлагая чашу с душистой водой для омовения рук. И как эти гречанки ухитряются при таком обилии жирных блюд не заляпать свои паволоки?

Володея закашлялась, прикрывая рот рукавом; прислужник подал ей платок, а потом чашу. Прибыслава долго приглядывалась к частям какого-то морского гада, и любопытство победило брезгливость. Как оказалось, зря: взяв кусочек в рот, княгиня смолянская скривилась и огляделась, выискивая, куда бы выплюнуть. Но куда, когда кругом мармаросы, золото и шелка? Сделав над собой усилие, проглотила, схватилась за горло… Еще раз сглотнула, крепко зажала рот ладонью; плечи ее дернулись, в вытаращенных глазах отразился ужас. Все, край… Эльга с беспокойством оглянулась на прислужника, но другой уже подбежал к гостье, под локоть поднял из-за стола и быстро вывел. Эльга перевела дух: успели, кажется. Она сама полезла бы под стол от срама, если бы Прибыслава извергла проглоченное прямо на этот стол, среди золотой посуды.