Княгиня Ольга и дары Золотого царства

Снова стали подавать на стол. Замелькали перед глазами золотые блюда, но уже другие: не с самоцветами, а с узорами яркой многокрасочной эмали. На блюдах лежали всевозможные изделия из меда, муки, масла, орехов и фруктов, но сочеталось все это каким угодно образом. Из разноцветных фруктов были выложены целые гирлянды, выстроены башни, сооружены лебеди. Прохладные ломтики розоватой дыни, красные яблоки, золотистые груши, виноград всех оттенков – зеленый, желтый, красный, синий, черный – красиво обложенный листвой. Синевато-багряные сики, золотистые финики – порезанные на кусочки, политые разогретым медом и посыпанные жареными орехами. Сладкие пирожки с размоченными в меду орехами или вареными фруктами. Разные животные, под корочкой застывшего меда, с глазами из ягод – непонятно, из теста они сделаны или тоже из фруктов.

И опять прислужники подносили Эльге одно блюдо за другим, выкладывали вильцами горки ягод в сливках, украшенные свежими листиками мяты. Наливали в золотой кубок кисловатой прохладной мурсы. Разбегались глаза от такого великолепия, тянуло попробовать все, каждое следующее манило сильнее предыдущего. Но Эльга только накалывала на зубья вильцев по ягодке или цепляла сладкий орешек: после главного стола есть больше не осталось сил. Даже Прибыслава, уже оправившись, лишь потягивала мурсу с гранатовым соком и улыбалась, дабы греки не подумали, будто ей не нравится их гостеприимство.

Августейшие же сотрапезники Эльги взирали на всю эту роскошь вполне равнодушно. Дети, как водится, хватали что могли и тянули в рот, потом кидали орехами друг в друга; Феофано съела кусочек дыни, второй двигала вильцами по блюду, а мужчины и вовсе лишь прикладывались к своим кубкам.

Подняв глаза, Эльга заметила, что Константин за ней наблюдает. Видимо, тоже продолжает думать об их разговоре в китоне Елены. Встретив ее взгляд, он сказал что-то. Толмач склонился к ее уху:

– Его царственность говорит: приятно видеть, что твоя светлость так умеренна в еде. Ведь чревоугодие – большой грех, и его надлежит всеми силами избегать, хотя даже многие христиане делаются его жертвой.

– Спасение стало бы легким делом, если бы всех смертных грехов избежать было бы так же просто, – засмеялся Роман. – Но я вижу, архонтисса Росии уже на верном пути.

– Как порадовало бы наши сердца, если бы она отличалась такой же умеренностью и в других своих желаниях, – многозначительно заметил Константин, глядя на нее скорее пристально, чем дружелюбно.

Эльге показалось, что со времени встречи в китоне он разрумянился, а веки его потяжелели.

– Вот как? – Роман оживился и метнул любопытный взгляд на Эльгу. – О чем ты говоришь?

– Не о том, о чем ты подумал.

– А я слышал, что после смерти архонта Ингера она погубила сорок женихов, которые к ней сватались, это правда? Она красивая женщина и сейчас, а это ведь было лет пять назад? Или больше?

– Ты путаешь ее с Пенелопой, – поправил его ученый отец.

– Нет, не путаю! Говорили, что она одних сожгла в бане, других зарыла живыми в землю, третьих убила на могиле мужа! Мне рассказывал один вестиарит в харчевне, он сам из русов. Спроси, как можно сжечь людей в бане? Чему там гореть? Иных в бане топят или могут зарезать, но как там жечь, там же кругом вода!

– Я никого не жгла в бане. – Изумленная Эльга отложила золотые вильца. – Кто наплел вам такую чушь?

– Но могла бы – если бы хотела? Как можно, когда у вас нет «живого огня»?

– Наши бани выстроены не из мрамора, а из дерева, – сдержанно пояснила Эльга. – Их можно поджечь, как всякое деревянное строение. Иные конунги Северных Стран имели обыкновение сжигать своих врагов, собрав их в дом и усадив пировать, а потом закрыв двери снаружи. Но я надеюсь, этим жестоким обычаям не будет больше места на Руси.

– Да поможет Бог! – торжественно провозгласил Константин и перекрестился. – Надеюсь, также в души русов проникнут и прочно утвердятся и другие важнейшие заветы Божии: миролюбия и нестяжательства. Ибо ненависть возбуждает раздоры, но любовь покрывает все грехи. А мы всегда желали мира со всеми народами, кто дружествен к нам, и готовы подтвердить это нашим расположением и ежегодными дарами, если только принимать их будут с открытым сердцем и сыновней покорностью.

– А еще я слышал, будто ее мужа привязали к двум деревьям и так разорвали! – продолжил Роман, пока Эльга отыскивала ответ его отцу. – Так всегда поступали с разбойниками, еще пока сами ромеи были язычниками. И русы – язычники, они ведь тоже делали так? Переведи, чего молчишь? – окликнул он толмача.

– Едва ли стоит напоминать ей о позорной смерти ее мужа! – Константин сделал сыну предостерегающий знак.

Феофано воззрилась на супруга довольно хмуро и закрыла руками голову ребенка, будто желая помешать ему слышать. Ей не понравилось то, что Роман при всех упомянул свою привычку ходить по харчевням.