Княгиня Ольга и дары Золотого царства

– Ой, будет сейчас твоему рыжему! – усмехнулась Эльга, глядя из окна на идущую по саду девушку – стройную, в светлом платье из некрашеного шелка, с черной косой до пояса.

После ночных разговоров она проснулась позже обычного, и ей еще не расчесали волосы.

– А что там? – Ута тоже выглянула через ее плечо. – Ох ты! Она сейчас же узнала.

Наконец Горяна нашла, что искала: в тени под гранатом на траве валялись в ожидании завтрака несколько отроков, а среди них двое послов Святослава – Улеб и Стейнкиль. Мистина уже распорядился послать к логофету дрома известие об отъезде части послов, чтобы им выдали положенные припасы на дорогу. Оставалось только ждать, вспоминая чудеса цветущего царства, которого они, быть может, никогда более не увидят.

Горяна прошла мимо, слегка кивнув им, и удалилась под сень розовых соцветий олеандра, где стала блуждать по выложенным мрамором дорожкам, будто ожившая лилия.

Наконец княгиня сошла вниз, в палатионе ударили в било: стол накрыт. Отроки поднялись и двинулись в триклиний. Улеб остался лежать на траве, закрыв глаза, будто задремал. Стейнкиль окликнул его, но он махнул рукой: ступайте. Ухмыльнувшись, Стейнкиль ушел, а Улеб все лежал, сквозь ресницы наблюдая за дорожкой.

Вот на ней показалась девушка, идущая к палатиону. Улеб разом проснулся и сел.

– Горяна!

Она остановилась, но не взглянула на него, лишь слегка обозначила намерение: не стоит ли повернуть голову? Нет, пожалуй, там нет ничего важного! В черных волосах ее сияли, будто жемчужины царского венца, цветы жасмина на тонкой ветке. Несмотря на неправильность черт, смуглое лицо ее дышало царственным величием и оттого казалось прекрасным.

– Горяна! – снова окликнул Улеб и, ловко вскочив, подошел к ней.

– Я Зоя! – надменно поправила она, взглянув на него лишь мельком, будто не желая видеть.

– Ну что ты? – с легкой досадой окликнул Улеб. – Ничего не случилось, а ты уже нос воротишь.

Он хотел взять ее за плечи; она отскочила, однако повернулась к нему.

– Не случилось? А я слышала, вы с купцами уезжаете – это разве неправда?

– Уезжаем, да. Но чего ты так, будто я виноват в чем перед тобой! Прощаться скоро придется, а ты и поговорить не хочешь!

– Не виноват? Ты – князев старший посол, это ты решил уехать. И все из-за чего? Дары царские вам не понравились?

– Да уж конечно! – Улеб снова разозлился, вспомнив вчерашнее унижение. – Вам по сколько серебряшек дали?

– По двадцать.

– А нам по пять!

– Одна дева четырех отроков стоит! – усмехнулась Горяна.

– Нельзя такое поношение стерпеть! Мы здесь с этими ж… жабами оставаться не желаем!

– А что ты мне обещал?

– Что я обещал?

– Ты обещал креститься! А теперь уедешь и не успеешь уже!

– Ну, я не обещал, – Улеб помотал головой. – Я сказал, если Святша, тогда и я.

– Если ты – тогда и Святша! Ты должен брату путь указать, а не за спину его прятаться! Вот, вам Бог ясный знак дает: нам, крестившимся, по двадцать серебряшек послал, а вам, язычникам и князя-язычника слугам, – по пять. А в жизни будущей и еще того меньше получите. Чего непонятного?

– Да плевал я на те серебряшки! Что я, серебра не видал? Я с тобой хочу поговорить, а то ведь мы на днях уедем, а вы еще невесть когда. Княгиня здесь остается.

– А что нам толку говорить? От разговоров этих мне один срам и чести поношение.

– Вот как? – В серых глазах Улеба сверкнула ярость. – Почему это со мной говорить – чести поношение? Я что, пес подзаборный? Холоп? Или чем запятнал себя?

– Ты – язычник! – Горяна так сказала это, что становилось ясно: язычник в ее глазах не лучше пса. – Кто не крестится, тот не будет спасен. И как мне с тобой говорить, думая про себя: вот придет смерть, и отправится Улебушка на муку бесконечную! Как я могу с тобой говорить, если мне плакать хочется о тебе?

– Не надо обо мне плакать! – уже потише ответил Улеб, которому польстила такая забота о его участи. – Рано меня хоронить, я молодой, еще поживу.

– Рано, не рано! Смерти никому не избежать. И чтобы не думать, как Сатана тобой завладеет, лучше мне вовсе с тобой не знаться! Схватят бесы твою душу, будут ее в котлах кипучих варить и пламенем огненным жечь! Я ночью не сплю от страха, как об этом подумаю! Тебе бы надо думать, как спастись, а ты сам от своего спасения бежишь. Брат твой, отрок юный, и то поумнее тебя.

– Мой отец всех умнее, вместе взятых, а он-то не крестится!

– А княгиня?

– То ее женское дело! А мы – мужчины. Бесы придут! Да пусть приходят! Мы с ребятами отобьемся!

– Не отобьетесь! Души ваши будут жалки, как птенцы, и не будет у вас оружия, чтобы защитить себя!

– Еще как будет! Мой дед Свенельд в могилу с собой сколько всего взял: и меч, и два топора, и рогатину старую, от его деда. И щит. Я столько же возьму и бесов ваших как траву порублю.

– Ты как дитя малое! – Девушка горестно всплеснула руками. – Мальцу говорят: не бегай один в лес, там волки. А он лепечет: я их убью! Так и ты. Бесов он порубит! Один щит может помочь, один меч – милость Господня, а он тебя не защитит тогда.