Княгиня Ольга и дары Золотого царства

…К тому дню Эльга уже привыкла и перестала вздрагивать при виде белых «идолов», день за днем стоявших все в том же положении. Даже полюбила сидеть на «верхней крыше», то есть галерее третьего яруса, глядя на узоры мощенного мармаросом двора, на сад, на небо вдали над Босфором. Какие виды на закат отсюда открывались – в смеси всех оттенков синего, черного и пламенно-золотого! Другие русы тоже больше времени проводили на воздухе. Летом снаружи душила жара и от нее прятались в прохладе каменного дома; и теперь снаружи оказывалось теплее, чем внутри, и на солнышко ходили греться. Впервые задумались: как же зимовать без печей? Мардоня, грек-управитель, успокаивал: в доме на первом ярусе есть какой-то «гипокауст» – трубы под полом триклиния, куда от особой печи проходит нагретый воздух. Ближе к Брумалиям, когда станет совсем холодно, можно будет начать топить.

По утрам Мистина гонял отроков по двору, будто в Киеве перед гридницей. Точно дома, Эльга поднималась и чесала волосы под доносящийся снизу стук дубовых палок по щитам и окрики: «Ноги согни… Ноги согни! Да шире ноги, тля!» Ута и служанки готовили еду, а по вечерам женщины собирались к единственному в доме очагу – в поварне. Сначала только вздыхали: а у нас-то уже лен обмяли, обтрепали… Потом раздобыли прялок, велели купить в предместье шерстяной кудели и стали прясть: руки скучали без привычной работы. Потом запели песни, и получились павечерницы. Жизнь пошла как всегда – словно и не занесло их за море, в чужое царство.

Когда сказали, что явился «царев воевода», Эльга велела позвать гостя сюда. Она уже заметила, как Савва со своими людьми въезжает во двор.

– Вижу, ты, королева, уже привыкла к статуям, – войдя на галерею, этериарх поклонился Эльге и поправил ус.

Сразу следом за ним вошли Святана и Горяна: тоже поклонились и скромно уселись поодаль, всем видом выражая готовность служить госпоже. Эльга не звала дев – кто-то другой послал их сюда, чтобы она не оставалась с Саввой наедине. Кто это сделал, Эльга знала совершенно точно.

– За эти пять месяцев они ни разу не шевельнулись и никого не укусили, – улыбнулась она, кивая на беломраморных людей. – Поэтому я почти начала верить, что и дальше все будет хорошо. Я видела немало таких в Мега Палатионе и даже в гинекеях. Если василевс позволяет держать каменных людей там, где живут его жена и дочери, надо думать, никакой опасности нет.

– Ты наблюдательна и мудра, – снова улыбнулся Савва. – Знаешь, многие люди глазасты: все примечают. Но только умные люди умеют делать из увиденного полезные выводы.

– Хотела бы я, чтобы насчет меня ты оказался прав, – Эльга подавила вздох.

Видела она очень много. Казалось, в одном только палатионе Маманта она увидела мир более широкий и наполненный, чем познала за тридцать шесть лет жизни на Руси. Но вот выводы… Выводы получались настолько простые, что она не верила этой простоте.

– Садись, – она показала этериарху на скамью напротив себя. – Но сколько смотрю на этих идолов, а все мне кажется, что они были живыми людьми.

Вблизи ее любимой скамьи сидела на мараморяной подставке белая женщина с царским венцом на голове. Закутанная в мафорий, она одной рукой опиралась о камень, а в другой держала пучок колосьев и пристально глядела куда-то вдаль. Эльге часто хотелось спросить у царицы: кого ты ждешь? Мужа из полюдья? Сына из похода?

Жутко и подумать, как давно царица ждет… Как бы то ни было, тот, кого она любила, давно уже мертв. Но встретились ли они?

– Ты ведь не знаешь сказания о девах Горгониях? – обратился к ней Савва. – И о той из них, что звалась Медуса?

– О Медусе… как ты сказал? – Эльга повернулась к нему. – Медуся? Это она? Ее так зовут?

Эльга кивнула на царицу с колосьями, но Савва покачал головой:

– О нет. Будь здесь статуя Медусы, она бы тебе не понравилась, хотя в Мега Палатионе есть ее изображения, ты могла их видеть. В давно минувшие времена, когда греки поклонялись ложным богам, морской владыка породил трех дочерей, и их назвали Горгониями, что значит «ужасные». Они поистине были ужасны, ибо на головах вместо волос у них росли ядовитые змеи. Они появились на свет, имея на себе род кольчуги: все их тело покрывала чешуя из меди, которую не брал ни один меч. Руки их были также из меди, а когти – из острого железа. Еще у них имелись крылья из золота, и на них они могли носиться быстрее ветра. Зубы их были подобны длинным ножам, губы – красны как кровь, а глаза горели такой яростью и злобой, что при виде их всякий смертный обращался в камень. Все окрестности их жилища полнились окаменевшими от ужаса людьми. Как тебе кажется: возможно ли, что эти люди, кого мы здесь видим в камне, – жертвы дев Горгоний?

Эльга потрясенно смотрела на каменную стражу вдоль галереи. Так она и знала! Сразу же видно, что эти люди родились от живой матери, как всякие смертные. И теперь ясно, какое злое колдовство обратило их в камень.

– И г-где они жи… жили? – Она перевела взгляд вытаращенных глаз на Савву. – Эти Горгонии?