Княгиня Ольга. Истоки

— Я уже всё рассказал Бранимиру… Но этого мало, да? — уже заранее зная ответ на свой вопрос, рыжеволосый юноша вздыхает и закатывает рукава рубахи, демонстрируя лиловые следы от верёвок на запястье и порезы от ножа. — Или этого недостаточно? Кто придёт следующим? Сам князь? Кто-то из дружинников? Меня начнут допрашивать кони, о которых я заботился? Ворон, которого кормил? Я всё понимаю, но сейчас хочу хоть немного отдохнуть, Господин.

— Князя точно не исключаю, — опускает глаза воевода. — Я всего лишь хочу услышать от тебя о случившемся. В конце концов, ты знаешь, как я отношусь к тебе. Ты служишь мне уже пару лет, и ни разу не вызвал у меня ни одного подозрения, не совершил ни одного проступка, Щука. Уж кому, а мне ты можешь довериться.

— Мы были на пути к Пскову, беды ничего не предвещало. Лют остановился у лесного озера, мы привязали коней и направились туда, дабы набрать воды. И, едва только оказались у старицы, он как озверел и напал на татя, задушил его и утопил. Меня, как свидетеля, тоже истязал… но я выбрался благодаря ножу в кармане и освободился от верёвок, оседлал Молнию и помчал что было мочи к домику. Сначала он пытался меня настичь, но куда его Булату до моей быстроногой красавицы, за которой не угнаться…

Дыхание конюха тяжелеет, и он, устремляя взгляд зелёных глаз куда-то вдаль, продолжает:

— У них случилась какая-то глупая словесная перепалка ещё до этого, в дороге. Не знаю, может, она и стала последней каплей. Лют… откровенно говоря, презирает любых преступников. Вы могли видеть, как он держался даже с этим татем, постоянно задирая и оскорбляя его.

Воевода наклоняется вперед, его глаза сужаются.

— Видел. И насколько смертоносен Лют — тоже. Никто в дружине не смог побороть его, даже Ари или Бранимир, но тебе как-то удалось… Не могу представить, как такой щуплый парнишка как ты отбился от него.

На мгновение глаза Щуки становятся влажными от слёз, но он берёт себя в руки. В голосе верного конюха звучит искреннее сожаление и разочарование — уж от кого, а от своего господина подозрений он не ждал.

— Я перерезал верёвки на запястье, пока он оттаскивал полуживого вора и топил его. А потом… — из кармана юноша достаёт кинжал с резной деревянной рукоятью. — Дождался, когда он подойдёт ближе и нанёс им удар. Резкий и глубокий, прямо по сухожилиям. Я не хотел ранить его или убивать, но без рабочей правой руки избавиться от меня или эффективно управлять конём ему стало бы значительно сложнее. Затем ринулся к Молнии. Остальное я уже рассказал. Клянусь, это всё.

— Ты не по годам умён. Что до Люта — вряд ли он теперь вернётся к нам. Доберёмся до Новгорода и известим обо всём Гостомысла, псковскому посаднику тоже напишу весточку, чтобы держал ухо востро.

В сенях воцаряется гнетущая тишина, когда оба человека начинают осознавать всю тяжесть произошедшего у злополучного озера. Этот кинжал Олегу хорошо знаком — когда-то он подарил его конюху за то, что он принял роды у его любимицы. И, получается, дар дяди великого князя спас ему жизнь.

Наконец, воевода заговорил, теперь уже более мягким голосом.

— Ты пережил страшное испытание, отрок. Твой рассказ будет принят к сведению и подвергнут дальнейшему расследованию. А теперь — как следует отдохни и наберись сил. Утром мы продолжим путь в Новгород.

* * * * *

Откуда-то издалека, со стороны пепелища, донеслось недовольное уханье одинокой совы, а затем сизые облака расступились от ветра, явив звёзды и серебряный диск луны на небосводе всем обитателям леса.

Рассеянный свет от них пробился сквозь крышу на старом чердаке, где лежал на стоге сена усталый Щука. В одной руке конюх держал наполненную семенами деревянную миску, которую осторожно поставил на землю. Затем он сосредоточился и тихонько свистнул.

Из потаённого захламлённого угла чердака вылетел, взмахнув своими белоснежными крыльями, голубь и грациозно приземлился рядом с Щукой. Глаза юноши сверкнули от смеси грусти и нежности, когда он начал разговаривать с птицей.

— Доброй ночи, мой маленький друг, — прошептал он голосом, полным тоски и одиночества. — Не спишь? Неужели почувствовала, что товарища твоего забрал воевода?

Голубь вскидывает голову, словно понимая каждое слово, произнесённое его собеседником. Пернатый подпрыгивает ближе к миске и принимается с аппетитом клевать семена, не сводя крохотных, похожих на чёрные бусинки, глаз с олегова помощника.

— Хотел бы я знать твой язык, голубка, — вздохнув, продолжил Щука и прикусил пухлую нижнюю губу. — Я часто чувствую себя таким лишним в этом мире, но когда ты рядом, мне становится спокойнее. Ты когда-нибудь чувствовала себя одинокой в небе, оставив свою стаю? Или ты, напротив, находила утешение в одиночестве?

Птица прерывает кормление и пристально глядит на Щуку, словно обдумывая слова конюха. Обладатель рыжих волос встаёт со своего места и протягивает пташке ладонь, предлагая ещё несколько семян оттуда в знак доверия.