Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

«…Ольга же сумела привезти из Киева лишь большое золотое блюдо, отделанное диамантами, которое намеревалась пожертвовать в храм Святой Софии. После согласия императора крестить ее в Царьграде она захотела, чтобы крещение состоялось в первом храме державы. Потому и вклад она думала сделать в Святую Софию…» (А.Антонов, роман «Княгиня Ольга»)

Но при чуть более близком знакомстве с тогдашними достопримечательностями возникает немало даже более соблазнительных возможностей. Ведь Великая Церковь в Великом Городе была далеко не единственной. Константинополь тех времен представлял собой уникальное «хранилище» христианских реликвий, связанных с Богоматерью, апостолами и так далее; в частности, там имелись корзины с остатками хлебов Нагорной проповеди и топор, которым Ной строил свой ковчег.

Итак, если Ольга крестилась через 12 недель после своего прибытия и перед приемом 9 сентября, то это могло произойти 8 сентября. Это – праздник Рождества Богородицы. Логично было выбрать какой-то богородичный храм. Я сначала думала на дворцовую церковь Богоматери Фаросской, где уже более десяти лет хранился Спас Нерукотворный (подлинный рушник с отпечатком Христова лика) и множество других потрясающих воображение реликвий. Но потом выяснила, что три раза в год, на богородичные праздники, император посещал храм Богоматери Халкопратийской (в центре Константинополя), где хранился пояс Богородицы (этот храм со Святой Софией имел единый причт, и кстати, в Святой София «из-за недостатка финансирования» служили не каждый день). Тогда выбор места для крещения Ольги становится очевиден: на Рождество Богородицы – в храме Богоматери, где хранится одна из величайших реликвий и куда император, крестный отец Ольги, все равно должен прибыть. Наверное, в честь такого события архонтиссе росов показали этот пояс – сотканный из верблюжьей шерсти руками самой Богоматери; одна из императриц впоследствии украсила его золотой вышивкой в благодарность за исцеление. Наверное, такое материальное свидетельство того, чему ее двенадцать недель учили, должно было произвести на княгиню глубокое впечатление…

По случаю прибытия Русской княгини Ольги…

Мы дошли до, в определенном смысле, кульминации биографии Ольги как исторической личности – в отличие от героинь мифа и житий, у которых «звездные часы» были другими. «Девятого сентября, в среду состоялся прием, во всем сходный с вышеописанными…» – начертал Константин Багрянородный в трактате «О церемониях», начиная единственный аутентичный документ, касающийся реальной Ольги; документ, созданный человеком, который знал ее лично. Не подозревая о том, какое значение приобретет сей документ для будущей тысячелетней империи, Константин поведал нам, с одной стороны, довольно много, а с другой – огорчительно мало. Если бы он рассказал хоть что-нибудь о самой Ольге! Как она выглядела? Как была одета? На каком языке общалась со своими приближенными? Сколько ей было лет? Какое впечатление она на него произвела как человек – ведь он имел возможность хорошо ее рассмотреть? Кто был с ней наиболее близок из ее спутников? О чем, собственно, она «желала» поговорить с ним и его семьей? Как объясняла причину своей удивительной поездки? Сделай он это, мы сейчас знали бы о реальной Ольге гораздо больше и были бы обречены строить гораздо меньше догадок. У нас была бы хоть какая-то «историческая Ольга», и Ольга литературная не смогла бы заслонить ее целиком и полностью, как это, увы, случилось.

Но Константин заботился не о наших, а о своих интересах и написал только то, что могло в будущем пригодится его сыну: порядок приема «игемона» женского пола, если вдруг сыщется еще одна такая путешественница. Примерно на двух страницах он расписал все передвижения Ольги и ее свиты по дворцу и встречи с царствующей семьей.

«Девятого сентября, в среду состоялся прием, во всем сходный с вышеописанными, по случаю прибытия Русской княгини Ольги. Княгиня вошла со своими родственницами княгинями и избраннейшими прислужницами, причем она шла впереди всех других женщин, а они в порядке следовали одна за другою; она остановилась на том месте, где логофет обычно предлагал вопросы. Позади ее вошли апокрисиарии Русских князей и торговые люди и стали внизу у завес; последующее совершилось подобно вышеописанному приему…»