Князь Александр Невский

Берега и волны полноводного Волхова были освещены ярким солнцем. Солнце озаряло крепостные стены, терема, главы церквей.

Это лето выдалось жарким. Богато взошли в полях травы, богато заколосилась рожь.

В реке, казалось, прибавилось рыбы – уловы у рыбаков были неизменно богатыми, и, хотя из-за этого рыба на новгородском Торгу стала заметно дешевле, торговцы не жаловались: продавать дешевле, но больше всё равно было выгодно.

Урожайный год давал надежду, что, уплатив татарам дань, можно будет не так уж мало оставить и на свои нужды. Это прежде всего радовало русских князей: дань для ненасытных завоевателей они собирали со своих подданных, которые, ежели оставалось мало, отчаянно выказывали недовольство. В Новгороде недовольство всегда могло обернуться очередными бунтарскими призывами с вечевого помоста, а в результате – ссорой князя с боярами и купцами. Ярослав Всеволодович, не раз уже всё это испытавший, всегда старался, чтобы такого не произошло – ему хватало хлопот и без «вечевой бузы», как любители покричать с помоста сами же прозвали свои выходки.

Этот год обещал быть спокойнее предыдущих, и князя это особенно радовало потому, что в его семье готовилось важное событие: свадьба князя Фёдора Ярославича.

Фёдору вот-вот должно было сравняться четырнадцать лет. Хоть и совсем ещё молод, однако женить уже можно. Удалось отыскать и невесту – Ярослав Всеволодович, после нескольких месяцев переговоров, сосватал для сына пятнадцатилетнюю дочку князя Михаила Черниговского, с которым у него не единожды возникали распри, но никогда не бывало серьёзной вражды. Ярослав давно хотел породниться с Михаилом, а тут вот представилась возможность, тем более что и Михаил желал для дочки такого союза.

За неделю до свадьбы к ней всё уж было подготовлено. Новгородцам объявили о предстоящем празднике, и это вызвало настоящее ликование. Как ни своенравны были жители «вольного города», как ни любили при случае повздорить с ими же призванным на княжение Ярославом и покичиться своей вольностью, но юных князей они искренно любили и радовались за князя Фёдора.

Ранним июньским утром, в самый канун сыновней свадьбы, Ярослав, стоя на городской стене, наблюдал, как юные князья, уже одни, без своего наставника, упражняются на берегу реки в боевом искусстве. Мечи у них были вновь деревянные – боевыми боярин Фёдор разрешал упражняться только в его присутствии: как ни искусны в последнее время стали мальчики, острой стали всё равно следует опасаться. Трудно ли, увлёкшись потешным боем, взаправду поранить друг друга?

Двое мальчиков, белокурых, синеглазых, в длинных, за колено, белых рубашках, богато расшитых по подолу и вороту, подпоясанных плетёными кушаками, упражнялись в боевом искусстве не шутя. Они рубились мечами, при этом каждый прикрывался щитом. Учебные мечи были теперь размером с настоящее, взрослое оружие.

Четырнадцатилетний Фёдор, сильно подросший, гибкий и ловкий, отчаянно наступал на брата. Но и Александр не желал уступать. В искусстве владения мечом они примерно равны, на стороне Фёдора оставалось только небольшое преимущество в росте – он пока что был выше младшего брата.

– Так ты меня не одолеешь! – задорно кричал Александр. – Что? Думал снизу поддеть? А! А вот так?!

– А так вот?! – ярился Фёдор. – Что? Отступаешь?

– Не всяк побеждает, кто первым супротивника потеснил! – выдохнул младший брат.

– А я тебя и вдругорядь потесню, и в третий раз! – Фёдор разошёлся не на шутку. – Вот так! И так вот! На! Что я, зря с пяти годов обучаюсь?

– И я с пяти годов! – Александр, в свою очередь, перешёл в наступление. – Ну и что ж, что годом меньше твоего учусь?

– А то, что я тебя сейчас одолею!

Фёдор ударил сверху вниз, но Александр ловко ушёл из-под его руки и косым ударом выбил у брата меч. Не ожидавший этого Фёдор оступился и упал. Удар пришёлся не по щиту, а угодил в бок мальчику. Это было больно, однако он упрямо терпел, закусывая губу от непрошеных слёз.

– Молишь о милости?! – задорно воскликнул победитель, занося меч над упавшим.

– Куда ж я денусь? – неохотно сдался Фёдор.

Спустя полчаса братья шагали берегом Волхова, направляясь к городским воротам Софийской стороны. Несколько встреченных ими дорогой новгородцев приветствовали отроков не угодливо, но с почтением:

– Здравы будьте, князи!

– Здрав буди, Фёдор Ярославич! Здрав буди, Александр Ярославич!

Мальчики отвечали вежливо и с достоинством:

– И ты здрав буди!

– И вам Бог в помощь!

Фёдор толкнул брата локтем, улыбнулся:

– Чаю, знатный ты мне синяк на боку сотворил!

Александр лишь пожал плечами:

– Так уговорились же по-настоящему рубиться…

– А кабы мечи не из липы были, а настоящие, кованые?

Александр резко остановился, серьёзно, почти сурово глянув на брата:

– Ты что же, Федя?.. Ты помыслил, что я тебя взаправду зарубить бы мог? Насмерть?

Фёдор покачал головой:

– Я пошутил, Саша!

Но Александр становился всё мрачнее:

– И шутить так не моги! Ты что ж это?.. Мы же – братья! У нас кровь едина, плоть едина! Да я скорее сам себя мечом изрублю, чем на тебя меч всамделишный подыму! Слышишь?!

– Слышу.