Князь Александр Невский

Но Александр убежал, ведя за собою своего вороного красавца-коня, не садясь в седло. По другую сторону городской стены он остановился, потому что нашёл то, вернее ту, которую искал.

Юная княжна Александра сидела в траве, перебирая на коленях цветы. Подняла голову, увидев князя, улыбнулась.

С неожиданной для самого себя отвагой Александр подошёл и погладил её плечо:

– Прости, что разлучаемся. Ехать нам надо.

– А ты не печалься! – продолжая улыбаться, отвечала девочка. – Господь милостив. Я нынче сон видала…

– Какой?

– А что мы с тобой вновь встретимся и уж не разлучимся. Скоро встретимся. Верь!

Потом она, вскочив и залившись смехом, бежала по склону холма, на ходу оборачиваясь, махала ему рукой. Он бежал за нею и тоже смеялся, хотя чувствовал, что на самом деле ему хочется позорно, по-детски расплакаться. Всё что угодно он, кажется, отдал бы, чтобы не разлучаться сейчас с этой девочкой…

Издали слышен был стройный колокольный звон, которым провожали князя Ярослава и его дружину благодарные жители Торопца.

Площадь перед храмом Святой Софии Новгородской до отказа была заполнена людьми. Здесь и бояре, и воинство, и купцы, и великое множество простого люда.

На ступенях храма князь Ярослав Всеволодович медленно подошёл к своему сыну князю Александру. Тот опустился перед отцом на колени, но из-за своего богатырского роста казался лишь на голову ниже его.

Ярослав осенил сына крестом и заговорил, кажется, не слишком громко, однако площадь, до того полная нестройного гомона, а в этот момент вдруг разом погрузившаяся в тишину, слышала каждое слово:

– Только что на вече я объявил тебя, сыне, великим князем новгородским… Ныне же благословляю тебя на княжение. Будь достоин имени и рода Мономашичей. И не посрами моего меча!

С этими словами Ярослав обеими руками протянул сыну свой меч в дорогих ножнах. У толпы на площади вырвался единый вздох.

Александр принял меч, тоже в обе руки, прижав его к груди, поднялся с колен, наполовину обнажил стальное лезвие, поцеловал, затем осенил себя крестом, держа меч в левой руке, так что его рукоять оказалась поднята, как благословляющий огромную толпу крест.

Юный князь низко поклонился отцу, а Ярослав, положив руки ему на плечи, неожиданно не одолев дрожи в голосе, произнёс:

– Крест будет твоим хранителем и помощником, а меч – твоею грозою! Бог дал тебе старейшинство между братьями, а Новгород Великий со времени князя Рюрика – старейшее княжение во всей земле Русской!

В дверях храма появился архиепископ Спиридон в праздничной ризе. Подойдя, возложил руки на голову низко склонившегося перед ним князя Александра. Затем, осенившись крестным знамением, стал читать молитву:

– Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша.

Затем владыка воскликнул:

– Господи, Боже наш! Из святого Своего жилища благослови раба Твоего Александра, укрепи его силою свыше, утверди его на престоле правды, огради оружием Святаго Духа и покажи его доблестным защитником соборной церкви Святой Софии!

Народ на площади разразился восторженным криком, а владыка Спиридон между тем подал юному князю грамоту Ярославлей, старинное наставление его предка – князя Ярослава Мудрого.

– Ныне на грамоте Ярославлевой поклянись, княже, соблюдать вольности новгородские и не вступаться во внутренние дела боярские и веча.

– Клянусь! – коснувшись грамоты, произнёс Александр.

Толпа вновь зашумела. Архиепископ поднялся на верхние ступени паперти и склонил над толпой крест:

– Жители Господина Великого Новгорода! Целуйте крест великому князю Александру Ярославичу! И да пошлёт ему Господь благие и многие лета!

Люди волной подкатили к паперти. Теснясь, иногда отталкивая друг друга, они прикладывались ко кресту. Слышались возгласы:

– Ты – наш князь!

– Правь, Александр Ярославич!

– Ты наш князь!

С колокольни Святой Софии Новгородской лился праздничный благовест.

Глава 4 Евпатий Коловрат [20]

Монастырь Святой Живоначальной Троицы вблизи города Юрьева был небогат: принадлежавшие ему поля и другие угодья давали урожай, достаточный для нужд братии, однако в последние годы, когда на Русь обрушилось татарское нашествие, монахи отдавали большую часть урожая окрестным крестьянам, из-за набегов остающимся зачастую без пропитания. Впрочем, никто из братии не роптал – здесь привыкли довольствоваться малым и искренне читали благодарственные молитвы, понимая, что многим и многим на Руси сейчас гораздо труднее, чем им.

Старик-игумен сидел в своей келье. При свете коптящей свечи старательно дописывал письмо. Присыпав его песком, стал терпеливо ждать, пока песок высохнет.

В низкую дверь кельи, пригнувшись, вошёл молодой монах. Он был одет в длинный чёрный армяк и скуфью[21]. За спиной висела дорожная сумка.

– Звал, отче? – спросил монах. – Вот пришёл я.

– Вижу, – отвечал старик. – Готов, что ли, в путь?

Тот улыбнулся, и его худощавое, обрамлённое негустой бородой лицо сделалось удивительно светлым и спокойным: