– Меня зовут Наиль. А это, – подросток кивнул на второго мальчика, – мой брат Акмаль. Мы – табунщики в табуне Меджид-бея. Сегодня сын бея хотел объездить нашего лучшего жеребца, но тот его сбросил и сбежал из табуна. Если мы его не поймаем и не вернём, бей накажет нас кнутами, а нашему отцу не простит долга… Говорят, что тебя все боятся и все слушаются. Прикажи коню, чтоб дал надеть на себя аркан. Прикажи! Что тебе стоит? Остальное мы уже сами сделаем…
Александр перестал смеяться, серьёзно взглянул на Наиля и подошедшего следом Акмаля.
– Все слушаются только Аллаха. А я – просто человек. Чтобы укротить дикого коня, этого довольно. Ну-ка, дай сюда аркан.
Мальчик протянул свёрнутую кольцами верёвку. Князь накинул аркан себе на руку и с видимой неспешностью пошёл наперерез жеребцу.
Дружинники невольно подались вперёд. Некоторые с тревогой следили за Александром. Тот так же, словно нарочно не торопясь, занёс над головой аркан, принялся раскручивать. И затем одним точным резким движением метнул. Тёмная спираль, стремительно разворачиваясь, упала прямо на голову коня и, скользнув, затянулась на его шее. Конь пронзительно и яростно заржал, вскинул копыта.
Натянув аркан, князь Александр Ярославич одним махом вскочил на спину вороного коня. Тот пытался прянуть на дыбы, но железная рука, стягивая петлю, усмирила буйство жеребца. Тот, однако, не желал усмиряться сразу – принялся бить задом, бешено закрутился на месте, попытался, извернувшись, укусить всадника. Безуспешно! Князь сидел, точно приросший к взмыленной спине скакуна.
Мальчики-татарчата испуганно следили за поединком.
Наконец усмирённый конь замер неподвижно.
Александр соскочил на землю, за аркан подвёл жеребца к Наилю, сказал вновь по-татарски:
– Держи. Сам узду ему вдень, тогда он уж точно тебя слушаться будет. Бею своему скажешь, что пришлось укротить – не то не удалось бы вернуть.
Мальчик снизу вверх смотрел на князя с ошеломлённым восхищением.
– Спасибо тебе, великий Искендер! Правду говорят у нас: ты с кем угодно справиться можешь!
Князь улыбался:
– Это не самое трудное. Бояться не надо. Я своего первого коня укротил, когда младше тебя был.
Покуда обрадованные татарчата уводили пленённого беглеца, Митрофан подвёл князю его коня:
– Ну, ты напугал нас, княже! Надо ж было такого беса четвероногого отыскать!
Но Александр продолжал смеяться:
– Тот первый жеребец, коего я когда-то объездил, такой же был. А потом носил меня пятнадцать лет, верой-правдой служил. Не подвёл ни разу. Слышь, Митрофанко: у меня, кажись, вся хворь сошла!
Дружинник перекрестился:
– Ну и слава Богу, княже!
Но Александр, садясь в седло, нахмурися:
– Слава Богу, это само собой! Я вот мыслю: не напрасно ли Сава с Эрихом в Орду-то поскакали? Опасно ж это… Выходит, струсил я да друзей верных почём зря отправил к псам лютым? Э-э-э-х!
Другой дружинник, постарше, возразил:
– Не ты отправил, Александр Ярославич, – сами они отправились. И даст Бог, живы будут. Друг-то твой, немец этот, небось знает, что делает.
Князь не отвечал, разворачивая коня, чтобы ехать дальше. Внезапно накатившая дурнота застала его врасплох, и он, почти как накануне, резко пошатнулся, наклонился в седле.
– Ты что, княже?! – как сквозь туман, донёсся голос Митрофана.
Вскрикнул ещё кто-то из дружинников. Но Александр сразу же овладел собой. Обернулся:
– Почто испугались, дружиннички? Ничего со мной не поделалось. Давно уж коней-то не укрощал.
И добавил тихо, говоря это уже себе одному:
– Этот, чаю, последний был!
Глава 5
Шпион
Внутренность шатра, не такого большого и богатого, как у великого хана, но тоже просторного и богато украшенного коврами, с развешенным по стенам оружием и щитами, была к тому же согрета пылающим в центре небольшим очагом.
Очаг светился алыми жаркими углями, по которым временами пробегало пламя. Его одинокие языки время от времени вскидывались над краями очажка.
На подушках возле огня, удобно расположившись, сидели с чашками в руках приближённый великого хана Карим-мурза и Эрих фон Раут.
Рыцарь снял плащ и шлем, но остался в кольчуге. Карим не спеша наполнял чашки из большой кожаной фляги. Тонкая струйка, льющаяся из горлышка, была белая, будто снег. Эрих, взяв одну из чашек, с видимым удовольствием отхлебнул напиток раз, потом ещё.
Карим-мурза улыбнулся в широкие усы:
– Сколько вас, рыцарей, приезжает в Орду по разным делам, а никто кумыса не любит. И ты не любишь его, Фараут. Но пьёшь, да так, что кажется, будто тебе нравится. Как так научился притворяться?
Эрих, не отрываясь от чаши, поднял глаза на хозяина шатра. Неспешно вытер губы тыльной стороной ладони и произнёс на почти чистом татарском языке: