Князь Александр Невский

– Сын мой! – обратился папа к немцу. – Ты ведь дружен с князем Александром? И именно он некогда убедил тебя сменить нашу веру на свою?

– Нет, ваше святейшество! – возразил Эрих. – Православие я решил принять сам. Но Александр Невский действительно мой друг.

– И как ты думаешь: возможно ли, чтобы он согласился принять католичество и стать нашим союзником?

Эрих покачал головой:

– Едва ли.

– А ты? – вкрадчиво продолжал понтифик. – Не поможешь ли его убедить? И сам не образумишься ли наконец и не вернёшься ли в лоно истинной веры?

Эрих улыбнулся:

– И я, и князь Александр уже не дети, ваше святейшество. Мы оба знаем, ради чего живём и во что верим. Не так давно дьявол совратил людей и заставил разделить Святую Божью Церковь на две половины. Дай Бог, чтобы она воссоединилась. Но если мы продолжим друг с другом враждовать, это произойдёт не скоро!

– Но ты, брат Эрих, оказался в отпавшей от истины половине! – вкрадчиво произнёс остановившийся рядом со скамьёй прелат Дамиан.

– А может быть, наоборот? – продолжая улыбаться, возразил Эрих.

Понтифик мягко опустил руку ему на плечо:

– А ты подумай, сын мой, подумай! Еще три года назад я написал грамоту для князя Александра, да всё не мог её отправить: долгое время он провёл в Орде. Теперь время настало: мои послы, кардиналы Галт и Гемонт, вскоре отправятся к Александру. А ты хотя бы попроси его, чтобы он внимательно их выслушал.

– О, вот об этом можно его и не просить! – воскликнул Эрих. – Он в любом случае их выслушает. Он всех и всегда очень внимательно слушает.

Спустя неделю князь Александр Ярославич получил с голубиной почтой крохотный свиток. Прочитав, невесело усмехнулся.

– От кого? – спросил Фёдор Данилович.

– От Эриха. Я ждал этого сообщения. Едут наконец послы папские. С чем едут, ты, боярин, надо думать, догадываешься…

Старый наставник вздохнул. Он взял с перил голубя, принёсшего письмо, и задумчиво гладил серо-стальные перья, благо птица и не думала сопротивляться – после долгого пути ласка была ей приятна.

– И что твой друг тебе советует? – спросил боярин.

Александр удивлённо посмотрел на него:

– Эрих-то? Неужто ты думаешь, что он мне в таких делах советы давать станет? Тем более что мыслим мы с ним едино. Да нет, просто сообщает, кто едет, каковы послы и что в том папском послании писано. Впрочем, это мне и так ведомо, и друг мой это отлично знает. Ладно. Примем. Послушаем.

Прошло ещё несколько дней, и папские посланцы, два солидных кардинала, прибыли во Владимир.

Александр принял их в большой палате княжеского терема. Той самой, в которой пять лет назад справлялась тризна по отравленному в Орде князю Ярославу Всеволодовичу.

Князь сидел в высоком богатом кресле, в окружении бояр и православных священников. Кардиналов такой приём не смутил – чего-то подобного они и ожидали.

Один из них достал из сумки свиток, аккуратно развернул и принялся зачитывать по-латыни папскую грамоту. На лице Александра невольно отразилась досада: этого языка он ещё не знал.

Наконец кардинал умолк, и русский толмач, успевший быстро записать прочитанное по-русски, в свою очередь стал читать:

– «Обращаюсь к тебе, великий князь Александр Суздальский, высоко почитая твои ум, безмерную отвагу и величие.

Земля твоя велика есть и богата, а имя твое прославлено по всему свету. Посему я, понтифик Святого престола, предлагаю тебе хотя бы для начала познакомиться с мудростью и учением святой католической церкви. Мне ведомо, что твой многомудрый отец князь Ярослав некогда, находясь в Каракоруме, дал слово одному мудрому монаху принять латинскую веру и исполнил бы это обещание, если бы не его преждевременная смерть.

Если ты, князь Александр, любишь отца своего, то должен уважать его волю и последовать его благому примеру – принять веру святой Римской католической церкви. Русский князь не должен отказывать в повиновении папе, или – вернее – Самому Богу, наместником Которого на земле является папа.

Сверх того, за то, что не захотел ты склониться перед свирепостью татар, мы прославляем твоё благоразумие достойными в Боге похвалами».

Александр слушал внимательно, лицо его оставалось спокойным.

Когда же толмач умолк, князь обратил взгляд на посланцев и при этом его глаза вспыхнули вдруг огнём:

– Слышите, папские посланцы, преокаянные прелестники! От Адама и до потопа, от потопа и до разделения язык, и от разделения язык до начала Авраама, и от Авраама до прохода Израилева сквозь Чермное море, от исхода сынов Израилевых до смерти Давида-царя, от Давида до начала царства Соломона, от Соломона до Августа-кесаря, а от начала власти Августа и до Рождества Христова, от Рождества Христова до Страдания и до Воскресения Его, а от Воскресения же Его и до восшествия на небеса, от восшествия на небеса и до царствия великого Константина, от начала царствия Константина и до Первого собора, от Первого собора и до Седьмого собора: сие всё сведаем добре, а от вас учения не принимаем![37]

Закончив, он вскочил с кресла. Глаза его продолжали гореть гневом, но больше он не произнёс ни слова. И не глядя на папских посланцев, ушёл.