Князь Александр Невский

– Что это значит, брат мой Андрей?! Почему в наших землях бесчинствуют татары, а когда я пытаюсь узнать, что их побудило напасть, оказывается, что несколько князей не платят им дани, численников, что за этой данью приезжают, выдворяют вон, да к тому же засылают в Новгород смутьянов, которые и новгородцев подбивают тоже бунтовать и дани не платить! И вот уже татарское войско здесь – я не успел в Орду, чтобы во всём разобраться… Мне сказали, что ты – первый зачинщик. Это правда?

Андрей отступил под яростным натиском брата:

– Александр! Я не успел тебе ничего ни рассказать, ни написать… Ты ведь болел недавно. Мне говорили, все у нас молились о твоём выздоровлении…

– Да! – вскричал Александр. – Я болел. Случается и со мной такое. Но это не означает, что стоит мне на несколько недель слечь, как всё должно рушиться и идти под откос! Как ты посмел уговор нарушить, Андрейко?! Ещё и брата Ярослава на это подбил! И с дядей нашим Святославом поссорился… Говорят, он на тебя в Орду и пожаловался – мол, стол у меня отнял, дани платить не хочешь.

– Святослав сам со мной ссору затеял! – опустив голову, оправдывался Андрей. – Ему обидно, что не он, а я владимирский стол у Менгу-хана получил. А что до дани… Александр, я не хочу её платить! Сколько мы ещё будем пресмыкаться перед татарами?! Терпеть их гнёт?! Если б все встали, то мы могли бы прогнать их вон! Они не так уже сильны, как прежде…

– Это тебе наговорил тесть твой, князь Галицкий Даниил?[38] – с тем же гневом воскликнул старший брат. – Знаю, он уверен, что надобно с папой римским союз заключать, на помощь католиков рассчитывать… Что, правда думают, будто они нам помогут?! А что до силы татарской… поезжай да посмотри, что уже рядом с тобою творится!

– Я знаю! – дрожащим от волнения голосом ответил Андрей. – Знаю, что Батый послал воеводу Неврюя усмирять нас. А навёл татар наш дядюшка Святослав!

– Бог же ему судья! – воскликнул Александр. – Ему и тебе. Я уезжаю в Орду – нужно уговорить хана, чтоб отвёл Неврюевы войска. Иначе, ты ведь знаешь, пока землю голой не оставят, они не успокоятся. И в чём виноваты крестьяне, что на этой земле живут? Не они – вы бунт подняли. Только вы промеж собой подерётесь и успокоитесь, а простому люду без крова оставаться, голодать, погибать под татарскими стрелами… Что ж творится-то, брат? Ты же – князь. Князь! Тебя Бог поставил над людьми, чтоб ты оберегал их, защищал, кормил в голодные годы, как вот тот, прошлый. Неужто не больно тебе?

Андрей так и стоял, опустив голову. Трудно сказать, чего было больше в его лице: смущения, стыда, раздражения оттого, что приходится выслушивать эти упрёки брата…

– Так ты к Батыю едешь? – наконец спросил он.

– Ты хоть бы знал, что в Орде делается! – отмахнулся Александр. – Батый болен. Говорят, у него отнялись ноги. Сейчас всем управляет его сын Сартак[39]. Он и Неврюя на Русь послал. Плохо! С Батыем я давно ладить научился, а тут надо с Сартаком как-то попробовать… Хорошо, это всё после. А теперь я поеду. Да! Сколько у тебя сейчас дружины-то?

– Тридцать пять тысяч.

– У Неврюя, полагаю, тысяч сто. Ну, держись, брат. А я поспешу.

Александр не задержался во Владимире Суздальском и на день. Передохнул несколько часов, поменял коней, собрал немного припасов для дороги и поскакал со своей малой дружиной в сторону Орды. Добрались они достаточно быстро. Пути было тысяча четыреста с лишним вёрст[40], но весенняя распутица почти не испортила дороги, да и лошадей удалось дважды поменять в пути. На третий день князь и его спутники добрались до Батыевой столицы. Город в центре был каменный, кое-где даже попадались двухэтажные дома, принадлежавшие мулюкам и служившим хану богатым китайцам и персам. Правда, князь знал, что сам Батый живёт по старой памяти в шатре – роскошном, убранном с хвастливой пышностью, но всё же в шатре, а не в доме. Бросить свою походную привычку старый вояка так и не сумел. Даже теперь, когда, как доносили Александру, слёг с отнявшимися ногами.

Что до хана Сартака, то у того был как раз дом, даже дворец. Правда, он показался князю не слишком большим и совсем не пышным, как хоромы Каракорума, однако молодому хану явно хотелось привыкнуть к роскоши, к которой не хотел привыкать его отец.

Александр предполагал, что наследник Батыя, следуя привычке татарских властителей, заставит приехавшего к нему на поклон князя долгое время ждать приёма, и со страхом представлял себе, что за это время татары успеют разорить Владимир, пожечь всю округу, не дай Бог, могут добраться и до Новгорода…

Однако он ошибся. В небольшом зале, расположенном сразу за входом во дворец Сартака, Александр прождал не более часа. За порогом раздался топот копыт, конское ржание, и затем в зал размашистой походкой вошёл молодой татарин лет двадцати пяти, облачённый в кольчугу. Кольчуга эта была явно персидской работы – тонкие, будто кованные из серебра кольца мерцали и переливались, и само их плетение даже на небольшом расстоянии выглядело не металлом, а роскошной дорогой тканью.