Бурдон в церковной музыке очень быстро прошел, и сразу появился изон. Это есть и в Сирии, Антиохии. Когда Мунир Башир играет, у него две бурдонные струны настроены на квинту, это похоже на тонику и доминанту. Там, где он уходит из лада, бурдон невозможен. Но уже тот факт, что у него две струны, а не одна, вносит небольшое разнообразие.
В капелле папы Григория Великого (V век) был особый тип певчих, которые занимались исключительно этим нижним голосом. Их использовали для одного звука, чтобы тянуть его на дыхании, но известны примеры отхода от этого правила еще в Антиохии и Константинополе, поэтому я думаю, что изон появился очень рано. Из изона возник эмбрион двух-голосия. Если бы не было появления двухголосия в любом виде, не было бы Брамса.
Но когда я говорю об этом, это не значит, что я верю в прогресс, я просто констатирую факт. Потому что и одноголосие может быть абсолютно прекрасно и нисколько не примитивно. Можно взять большой стакан и наполнить его наполовину и маленькую рюмку и наполнить ее до краев. Она будет наполнена до краев – это уже признак предела, хотя рюмка-то маленькая. И она будет играть большую роль, чем стакан, в котором воды только половина. Как говорят, трудно решить: этот стакан наполовину полный или наполовину пустой?
Для человека техническая оснащенность произведения, которое он слушает, неважна. Он может получить столько же информации или наслаждения от одноголосной музыки, как и от многоголосия.
Безусловно. Мне очень много дает григорианское пение. И я не представляю себе, чтобы можно было что-нибудь к этому добавлять. Мне бы это мешало. В XIX веке делались попытки гармонизовать григорианское пение, приписывать партию органа – это ужасно. Слава богу, что это недолго длилось.
Григорианское пение было частью службы, с ним молились, думали, произносили слова. Это меняет музыку григорианского хорала?
Вообще, григорианский «хорал» – это недопустимое выражение. Хорал появился в связи с протестантизмом и мог относиться только к лютеранским песнопениям. Это какой-то заскок советского музыковедения. Хорал всегда многоголосный. Используйте слово «песнопение». Григорианское песнопение – это одна из разновидностей «кантус планус», что можно перевести как «плавное пение». Помимо григорианского пения, существует много других вариантов одноголосного пения.
Как объяснить техническое усложнение музыки от одноголосия к многоголосию? Это было на пользу или во вред?
Были периоды, когда музыкальный язык усложнялся, а потом упрощался. Сыновья Баха стали мудрить, у них возникла революционная чесотка, а потом появились венская классика и Гайдн, который все «на слух» упростил. Уже нет таких неожиданных модуляций и нет «чувствительности» (Empfindlichkeit). Карл Филипп Эммануил Бах был ее основной представитель. У Вильгельма Фридемана ее тоже полно, и даже у Иоганна Христиана она тоже есть, хотя он вроде бы уже приближается к классикам.
В старой музыке вся вертикаль вытекает из горизонтали. Это результат полифонии. Никакого отношения к гармонии в смысле XIX века это не имеет.
Надо забыть про доминанту или субдоминанту. Нельзя слушать эту музыку современными ушами.
Я когда-то сравнил одноголосие и многоголосие таким образом. Одноголосие – это «оно», а многоголосие – это «мы». Одноголосие – это когда много людей поют в унисон. Унисон имеет свою толщину. Если сыграть один звук на одной скрипке, он прозвучит иначе, чем если бы его сыграли шестнадцать скрипок. Появляется толщина, потому что все немного по-разному играют. А если только один человек поет – как, скажем, трубадур, – это уже не «мы», а «я». Именно у трубадуров появляются первые признаки индивидуализма. Но это чисто светское явление, в церкви этого быть не может.
Параллельное пение надо рассматривать как разновидность унисона либо как особый эффект.
С того момента, когда появляется цифрованный бас, намечается возвращение к одноголосию с аккомпанементом. Цифрованный бас есть не что иное, как аккомпанемент. У Монтеверди есть месса, которую он пытается сделать в старинном стиле, но у него не получается, он уже потерял этот навык.