Князь Арнаут

Казалось, на какое-то время все, даже князь и патриарх, по-настоящему примирились. Надо было принимать и как-то устраивать несчастных. Одни уезжали домой в Европу, иные оставались в Северной Сирии, другие отправлялись искать счастья южнее, в землях баронов королевства или даже в самом Иерусалиме. За кем-то приезжали близкие и родные, но у большинства не осталось никого, родственники поделили их имущество, а самих давно забыли.

Попадались среди выпущенных на свободу пленников и видные особы, например, великий магистр братства Бедных Рыцарей Храма, Бертран де Бланфор.

Не успел князь и антиохийские тамплиеры проводить столь важную персону, как пришла весть о приезде старого знакомца Ренольда Шатийонского, Бертрана Тулузского, с ним вместе, к большой радости Ангеррана и удовольствию его молочного брата, пришёл и Пьер, бывший грум бедного пилигрима из Шатийона.

В честь Бертрана князь дал несколько пиров, а когда отшумело веселье, принял графа приватно в маленьком зале, предназначенном для обедов в узком кругу. Все присутствовавшие на трапезе, включая и княгиню, вскоре удалились, и Ренольд остался с Бертраном в компании Ангеррана и нескольких слуг, которые ожидали распоряжений, сидя у стен поодаль, на набросанной на полу соломе.

— За ваше доброе здравье, сир Бертран, — проговорил князь, поднимая очередную чашу.

— Благодарю, ваше сиятельство, — ответил граф и, отпив немного, поставил кубок на стол. — Здоровье, это как раз то, чего у меня больше нет, — добавил он с едва заметной горькой усмешкой. — Я уже не тот, что прежде.

— Ну, это вы бросьте, мессир! — стукнув по столешнице кулаком, нахмурился Ренольд. Он в отличие от гостя пил вволю. — Что значит, не такой? Я вас помню добрым рыцарем, а кто был таковым, не может стать другим! Правильно я говорю, Ангерран?.. Чёрт, всё время забываю, что ты теперь рыцарь, извините, шевалье, вы ведь теперь мой марешаль...

Молочный брат и правда уже три года носил звание марешаля. Во избежание повторения ситуации, подобной той, что имела место в первом сражении с Браной на Кипре, князь, в дополнение к двум уже имевшимся марешалям, назначил Ангеррана на вторую по важности должность в военной иерархии княжества[125]. Явление по тем временам обычное, тот же Нур ед-Дин, например, сделал своего молочного брата Маджд ед-Дина ни много ни мало правителем Алеппо.

Марешаль? Князь? Граф? Нет, хозяин не желал чиниться, ему хотелось оказаться в этом пресловутом «как раньше».

— Давайте-ка запросто, как в старые времена?! — предложил он. — Ого! Вот за это и выпьем! За старые времена, идёт?!

— Идёт, ваше сиятельство, — согласился Бертран. — За старые времена я выпью.

— Вина! — закричал Ангерран. И слуги, моментально примчавшись, наполнили кубки господ.

— Ваш тост, мессир Бертран! — воскликнул князь. — И перестаньте называть меня сиятельством, а то я вас обратно к туркам отправлю!

Лангедокец встрепенулся, губы его задрожали, в потухших глазах вспыхнул огонь. Заметив его волнение, хозяин поспешил с извинениями.

— Простите меня, мессир! — в искреннем порыве воскликнул он. — Клянусь муками Господними, я не думал, что говорил! Я знаю, как несладко вам пришлось, и корю себя за то, что не остался сражаться с вами, — признался он, стараясь не смотреть в глаза гостю. — Ей-богу, сколько лет прошло, а я всё вспоминаю об этом...

— Бросьте, ваше сиятельство, — примирительным тоном проговорил Бертран. — Что толку, если бы вы тогда остались? Только и было бы у неверных, что на одного знатного пленника больше. К тому же, спасаясь от них, вы подали нам сигнал, и неверные не смогли застать нас врасплох. Только что это изменило? Ведь их были тьмы... Пожалуй, ваш тост мы ещё выпьем, а теперь я предлагаю поднять чашу за то, чтобы добрым христианам никогда не бывать в плену у язычников и не терпеть того, что претерпел я и прочие, томившиеся в узилищах у Нур ед-Дина.

Князь и марешаль Антиохии единодушно поддержали предложение лангедокца, потом все вместе отдали дань старым временам, а затем вновь вернулись к теме плена.

— Будь они прокляты, язычники, — проговорил Бертран. — Будь они прокляты. Хотя и их понять можно... Сидишь, сидишь у них годами. Нет, лучше уж не попадаться.

— Да, мессир, — покачал головой Ангерран, — вы изрядно претерпели. Шутка ли сказать, сколько лет?

— Десять лет, — устало произнёс граф. — Почитай одиннадцать. Благодаренье Богу, всё кончилось.

— Выпьем за это! — предложил Ренольд. — Эй, вы там! Вина!

Вино было налито, вино было выпито. И ещё и ещё налито, и снова и снова выпито.

— Послушайте, мессир! — вдруг воскликнул князь, как будто трезвея на глазах, точно каждый новый кубок умалял крепость выпитого ранее. — А отчего бы нам с вами не взгреть кое-кого? Что скажете, если я предложу вам вернуть дедово графство?

Гость удивлённо уставился на хозяина. Лангедокец не лукавил, здоровье он и в самом деле подрастерял, наверное, оставил в подземелье одной из башен Алеппо. Вино пьянило Бертрана сильнее, чем двух других участников пирушки.