Князь Арнаут

Пока оба они ползли по туннелю, мужества слуги едва хватало, чтобы не закричать и, приникнув к земле, навеки не остаться лежать на ней, доедаемым животным страхом и крысами, которые нет-нет да и давали о себе знать, сверкая из темноты маленькими жёлтенькими глазками. Но, едва оказавшись на воздухе, он куда скорее, чем оруженосец, пришёл в себя и решил действовать, рассудив, что более удобный случай завладеть тугим кожаным кошелём ему вряд ли представится. <ная, что Филипп ни за что на свете не отдаст его, пока жив, и понимая так же, что, несмотря на разницу в возрасте, в честной схватке с оруженосцем ему не выстоять, Андрэ лишь ждал удобного случая избавиться от товарища.

Пустырь — милое дело! Лучше и придумать нельзя. Даже если труп обнаружат, кто будет искать убийцу сержана, пусть даже и служившего Храму? Нечего беспокоиться! Убийство спишут на нищих. Он же в любом случае к тому времени будет вне пределов Утремера.

Обычная рыцарская кольчуга — добрая защита от рубящих ударов, от копья и стрелы она предохраняет куда хуже. Надёжной преградой на пути кинжала мог стать кованый панцирь. Такие в ту пору ещё только начинали входить в моду в Европе, главным образом в Германии.

Филипп, вероятно, дожил бы до того времени, когда подобное оружейное новшество получило бы достаточно широкое распространение на Западе. Кто знает, возможно, не раз и не два пришлось бы ему, закованному с головы до пят в кованые латы, устремиться на врага?

Между тем ему не только не довелось увидеть дальние с фаны, о которых он уже мечтал, ему не удалось даже дожить до следующего утра. Трусливый слуга, избранный ему в напарники господином, вложив в удар всю силу, вонзил кинжал в бок пятнадцатилетнему оруженосцу.

— Предатель... — прохрипел Филипп, разжимая пальцы и роняя меч. — Будь прок...

Юноша не договорил слов проклятия. Его безжизненное тело рухнуло на землю, туда, куда упало оружие, в которое он так верил, всецело полагаясь на его мощь.

Убийца, и сам поразившийся собственному хладнокровию, вытер лезвие о чёрное сюрко своей жертвы и ловко срезал с пояса мертвеца вожделенный кошель. Андрэ огляделся по сторонам и хотел было уже уйти, как вдруг взгляд его упал на ковчежец старого господина. Слуга, как и большинство трусов, имел склонность к суеверию и, зная о занятиях старого храмовника, не решился бросить его труд.

«Утоплю его в море, — подумал Андрэ. — А может быть, встречу какого-нибудь монаха и отдам эту писанину ему. Пусть разбирается, а то что оно мне? Грамоте-то ведь не учен».

Подхватив ларец, внезапно, чудесным образом разбогатевший слуга зашагал прочь, стараясь как можно скорее удалиться от места преступления. Спеша к гостинице, он увидел зарево пожара, полыхавшего как раз в том месте, где находился дом, из которого он так благополучно улизнул.

Радость наполнила сердце Андрэ, заставив его на некоторое время забыть о реальности.

— Эй, человек! — раздалось совсем рядом. — Помоги нуждающемуся! Брось хоть медяк воину, лишившемуся ноги в битвах с неверными! Господь вознаградит тебя за доброту!

Андрэ резко обернулся; совсем рядом стоял одетый в лохмотья старик, опиравшийся на самодельный костыль. Оружия, как показалось слуге, при нищем не было. Это вернуло юноше немедленно улетучившееся самообладание.

— Пошёл прочь, побирушка! — закричал Андрэ. — Стану я подавать всякому пьянице! Ступай своей дорогой!

Молодой человек зашагал дальше, как вдруг прямо перед ним выросла чья-то тёмная тень.

— Подайте убогому от щедрот ваших, — заблеял некто, чьего лица слуга не видел. — Сжальтесь, господин. Бог не оставит вас за вашу доброту. Помогите увечному, пострадавшему за братию свою...

— Прочь!

— Не гоните меня, господин, — взмолился нищий. — Я полной мерой претерпел от врагов Господа нашего, неверных сарацин. Безбожники выкололи мне глаза. Но я вижу сердцем, у вас добрая душа, не прогоняйте меня, господин...

— Прочь!

Андрэ чувствовал, что не должен позволить нищим остановить себя. Слепой, безногий, но сколько их тут ещё? Облепят со всех сторон, не отцепятся, и пока до нитки не оберут, не отвяжутся. Потом ищи свищи того, кто стырил кошель!

Но не успел слуга подумать так, как самые худшие его опасения начали сбываться.

— Помогите убогому! — заскрипел кто-то третий противным голосом. — Не оставьте несчастного инвалида, лишившегося рук на полях сражений с неверными. Не дайте погибнуть страдальцу за веру!

— Не оставьте меня вашей милостью, господин! — захрюкал кто-то совсем рядом. — У меня всё тело покрыто язвами, с тех пор как при осаде вражеской крепости турки облили меня кипящим маслом! Я ужасно страдаю, помогите мне хоть чем-нибудь ради Господа нашего Иисуса Христа!