Князь Арнаут

Проделав самую опасную часть пути, граф отослал одного из спутников обратно, дабы уведомить короля, что начало положено. Передвигаясь лишь ночью и прячась днём, шёл Жослен с двумя другими спутниками по вражеской территории. Наконец они достигли Евфрата. Однако оказалось, что... графа в детстве забыли научить плавать. Не беда, в сумерках, надув мехи из-под вина, Жослен переправился через реку. На следующий день все трое встретили крестьянина, некогда облагодетельствованного графом. (Прямо как в сказке. Так и хочется сказать: спешите делать добро!) С помощью крестьянина Жослен добрался до Тель-Башира, откуда поспешил в Антиохию.

Рутгера Салернского к тому времени уже не было в живых, а шестнадцатилетний Боэмунд Второй жил пока с матерью в Европе. Военные силы Антиохии оказались ничтожно малы, да к тому же патриарх её, Бернар, взваливший на себя функции регента княжества, ни в какую не желал рисковать. Жослен прибыл в столицу королевства, где, дабы подчеркнуть сугубую остроту положения, в котором оказался Бальдуэн Второй, положил свои цепи на алтарь перед святым распятием в Храме Гроба Господня.

Нельзя сказать, что это сильно помогло Бальдуэну. Так или иначе, когда благодаря усилиям Морфии, патриарха и коннетабля Иерусалима удалось наконец собрать войско, состоявшее в основном из армян-добровольцев, и Жослен форсированным маршем повёл его к Тель-Баширу, было уже поздно. Эмир Балак Ортокид (иначе Артукид), пленивший короля и графа, только что удачно захватил Алеппо. Новость о происшествии в Харпурте застала победителя во время пира. Турок оказался на редкость проворным и прибыл под стены замка гораздо раньше, чем кто-нибудь мог рассчитывать.

Балак предложил королю свободный путь домой в обмен на замок. Бальдуэн, очевидно, не поверил в искренность язычника или же не захотел бросить друзей. Жест, безусловно, благородный, но бессмысленный. Последние могли надеяться только на чудо. Беда заключалась в том, что в замке находился гарем эмира, таким образом, в отношении него было совершено святотатство. «Сапёры» Балака подвели под стены мины, и укрепления рухнули. Крепость пала, и все защитники, включая женщин, были вырезаны.

Эмир пощадил только короля и ещё двух знатных рыцарей. Всех троих увезли в более надёжную тюрьму — в город Харран.

В следующем, 1124 г. победоносный Балак погиб. 6 мая он пал, сражённый стрелой при осаде единоверцев в Менджибе. Эмир умер, бормоча что-то насчёт того, что его смерть — страшная потеря для ислама.

Аллах ему судья. Не знаем, как для всего ислама, а что касается мощи Ортокидов, то она ненадолго пережила Балака.

Бальдуэну, впрочем, не было до Балака никакого дела, так как король вскоре получил свободу, которая обошлась ему в восемьдесят тысяч динаров и несколько замков, постоянно на протяжении всей истории владычества франков в Сирии переходивших из рук в руки.

Не стоит думать, что королевство в период отсутствия своего правителя было погружено в глубокий и беспросветный траур. Пока Бальдуэн, как сказали бы мы теперь, отдыхал на нарах в Харране, франки наконец-то покончили с мусульманским владычеством в Тире. Город открыл свои ворота 7 июля 1124 г.

Спустя же ещё почти год, в конце мая поблизости от Азаза, одной из тех крепостей, которые король должен был отдать неверным по условиям договора о своём освобождении, одиннадцать сотен рыцарей и две тысячи пехотинцев под предводительством Бальдуэна наголову разгромили огромную орду Аксонкора иль-Бурсуки, атабека Мосула и Алеппо (последним он овладел в конце января). Добыча оказалась столь громадной, что королю не стоило труда расплатиться по своим обязательствам.

Комментарий 5

Великого Имад ед-Дина Зенги современники прозывали Мечом Веры, Звездой Ислама, Помощником Аллаха, Защитником Правоверных... У него накопилось столько высоких имён, что хронисты-единоверцы оказывались в затруднительном положении. Некоторым из них, современникам атабека, приходилось просить у него прощения за то, что они в своих летописях не именовали его полным титулом всякий раз, когда только упоминали о нём. Они всерьёз опасались, что в противном случае на всё это не хватило бы никакого папируса или пергамента, а также и жизни обычного человека.