Князь Барбашев (СИ)

Князь Шуйский, бывавший по делам в рязанских землях, не понаслышке знал их хлебородность. И чем южнее уходили земли, тем тучнее они становились. И лишь постоянная угроза татарского нашествия мешала ввести их в оборот. Ведь кто будет сажать хлеб, зная, что, возможно, завтра прихлынет небольшой отряд, спалит постройки и посадки, а самого земледельца уведёт на аркане в Крым. Однако Андрей, зная, как будет развиваться история, упрямо стоял на том, что Пояс Богородицы, некогда спасший Москву от Золотой Орды, ныне устарел. Передовым рубежом следовало делать не берег Угры и Оки, а смело идти дальше на юг, строить города и острожки и ставить меж ними засечные черты, благо леса в донских землях ещё хватало. А там, где лес не рос, его требовалось насадить, везя саженцы телегами вместе с войсковым обозом. Причём сажать можно в два этапа. Хвойные породы осенью, а остальные весной.

Да, он прекрасно понимает, что работа предстоит титаническая, но выгоды от подобного переноса границы перевешивала все минусы.

Сказать, что Шуйский был удивлён, это ничего не сказать. Великий Немой был сражён. Ведь совсем недавно младший брат государя, князь Андрей Старицкий совместно с воеводой Хабар-Симским внёс в Думу предложение соорудить Засечную черту южнее Оки примерно от Козельска до Тулы с возможностью продления аж до Нижнего Новгорода. И Дума была поражена объёмом работ и их стоимостью. А тут родной племянник предлагает вариант намного грандиознее по масштабам. С другой стороны рязанские земли были и вправду богатые, на которые любой вотчинник слюной изойдёт. Даже на миг представив себе, что получится, если подобную черту соорудить, Шуйский надолго выпал в осадок.

А Андрей, вполне довольный собой, вернулся в отчий дом поздним вечером в изрядном подпитии.

А потом грянули святочные гуляния!

Трещал мороз, снега причудливыми сугробами развалились вдоль бревенчатых островерхих тынов, а по накатанным тропинкам брели гуськом от дома до дома развесёлые компании ряженых. Вваливались в сени, шумели, озоровали, плясали и пели разгульные песни, тешась сами и веселя хозяев. А наплясавшись и нашумев, трогались дальше, смело выбегая из тёплых изб на рождественский холод, под черно-синее небо, затканное искорками далёких звёзд.

Русь гуляла так, как умела: широко и хлебосольно. Гуляли везде - и на посаде и в Кремле. И никто не смотрел под личины, не выворачивал одежду, хоть и знали, что под женской шубкой вполне может оказаться добрый молодец, а у разухабистого молодца вдруг выпадет из-под шапки уложенная по такому случаю коса. На улицах шум и гам, гремит разгульная плясовая, весело звучат доступные простому люду сопели и домры. С Рождеством тебя, люд московский!

Андрей в эту ночь тоже не усидел дома. Прихватив Ивана и послужильцев, так же таскался по дворам, прикрытый расписной "харей" и вынашивая наполеоновский план. Очередной двор, куда постучалась развесёлая компания был для всех одним из, а вот для него особым. Здесь, в верхней светёлке жила та, которая умудрилась одним взглядом свалить с ног пятидесятилетнего мужика чудом попавшего в тело юноши. И он страстно желал с ней увидеться, поговорить. А Святки - это ведь время чудес!

На дворе ярко горели факелы и повсюду виднелись следы того, что здесь уже кто-то успел побывать до них. Но разве это кого-то остановит? Грянула задорная плясовая, отбиваемая ложками и единственной дудкой, что была при них. Хозяева, то ли словно угадав, что зашли на огонёк не совсем простые гости, то ли от хлебосольства зовут всех внутрь, отведать праздничных пирогов. Не обделили и медовою чарою.

- Эх-ма, хозяин в дому - как Адам на раю, - весело произнёс Андрей, обнимая хозяина. Приподняв личину, но так, чтобы не было видно лица он выпил из поднесённого кубка. А потом продолжил обнимать всех присутствующих.

- А хозяйка в дому - что оладьи на меду, - воскликнул он, когда в его объятия попала жена дьяка. И лишь потом повернулся к той, ради кого шёл в такую даль:

- А красной девице да сыщется добрый молодец, - и легко приобнимая, успел шепнуть: "Выдь в сени, красавица, мёрзнет добрый молодец".

А гости продолжали славить хозяев, обнимая и распевая то рождественский тропарь, то задорные частушки. А потом завзятый танцор Донат пустился в пляс. И никто в этом бедламе не заметил, кроме Андрея, с надеждой следившим за девушкой, как та, покрывшись алым румянцем, украдкой огляделась - ведь не дай бог заметит кто! - и, закусив губу, приоткрыла дверь и выскользнула в холодные сени. Тут же пройдясь в присядку мимо всех, князь на несколько мгновений застыл у входа и, поняв, что никто за ним не наблюдает, выскользнул следом, буквально налетев на возвращавшуюся девушку.

Они так и застыли друг перед другом, лишь в последнее мгновение Андрей умудрился скинуть "харю".

- Князь, ты?