В общем, Андрей взял твёрдый курс на то, чтобы создать в России что-то наподобие знаменитой типографии Альдова в Венеции, чьи книги он наблюдал на полках книжных лавок Любека. Он даже в подражание им начал использовать свою издательскую эмблему, представлявшую собой герб КГБ, только без серпа и молота. Да и третий комплект шрифтов отчего делали так долго? Да потому что он тоже собирался значительно уменьшить размер книг, сделав их более удобоносимыми. А для этого и было необходимо изобрести новый, более мелкий и плотный шрифт. Нечто подобным в Венеции как раз сейчас и занимался Альд Мануций Старший, но в отсутствии нормальной почты, Интернета и телефонии Андрею приходилось "изобретать" всё самому.
А ведь была ещё одна область, куда ему уже давно и обязательно следовало приложить если не руки, то хотя бы голову. О чём речь? А про полевую артиллерию. Ведь именно лёгкая пушка сделала в своё время непобедимой армию Густава Адольфа. А всё почему? Да просто его мастера сумели создать пушку весом всего в 7 пудов - в четыре раза легче прежних орудий. Её могла везти одна лошадь, а два-три солдата могли катить её по полю, то есть она теперь могла сопровождать наступающую пехоту, оперативно вмешиваясь в бой. Стенки ствола этой пушки были настолько тонкими, что она не могла стрелять ядрами, и секрет её и состоял в том, что это была первая пушка, предназначенная для стрельбы картечью. Да, стреляли эти пушки лишь картечью, но вражеским солдатам и кавалеристам хватало и этого. А ещё вдобавок шведские оружейники создали зарядный патрон - плотный матерчатый мешок, куда помещались картечь и порох. И благодаря применению этих патронов пушка обладала невиданной скорострельностью: она делала до шести выстрелов в минуту и буквально засыпала противника картечью. Эти открытия определили победы шведов в Европе 17 столетия. Ну и почему бы не использовать чужой опыт чуть раньше?
Причём не просто использовать, но и усовершенствовать. Ввести не только трёхфунтовые тонкостенные пушки, но и трёхфунтовый единорог. Да, он будет потяжелее, и возить его станет пара лошадок, но зато он мог стрелять не только картечью, но и ядрами, и гранатами. Впрочем, гранат у него тоже ещё не было. И, наверное, стоило сразу браться за эти самые полевые пушки, но Андрей всё же решил что нет. Полоцкий поход уже на носу, а изготовить ранее не виданную пушку всё же не так просто. Да и на корабль нужны не пять-шесть стволов, а десяток на борт минимум. И за предстоящее лето их как раз должны были изготовить в нужном количестве. Именно поэтому единороги отливали сразу в морском варианте (который отличался от сухопутного длиной калибра, не 9-10, а 16-17). Ну а на Полоцк придётся идти по старинке, правда, имея в запасе один действенный, но жестокий способ.
*****
Пока же Андрей занимался в вотчинах своими делами, в Москве кипела бурная дипломатическая деятельность, в которой первую скрипку играли имперские дипломаты. Главой имперского посольства был барон Герберштейн прибывший в русскую столицу прямиком из Кракова, куда он "по пути" сопроводил будущую жену польского короля, а заодно и напрямую выслушал условия, на которых тот готов был заключить мир. Однако всё его красноречие не смогло пробить византийскую невозмутимость московского правителя. Наоборот, запугивая Василия III Ивановича и его бояр картиной османской опасности, барон добился лишь обратного эффекта - русские еще раз убедились в необходимости сохранять дружеские отношения с Великим Турком. Но и отвергать призывы императора сходу не стали, создав у барона впечатление, что они, в общем-то, не прочь присоединиться к антиосманской коалиции, но вот обстоятельства...
А обстоятельства были не радужные.
Шел уже седьмой год русско-литовской войны. Выложившись по полной в ее начале, Москва и Вильно, тем не менее, не сумели добиться быстрой и решительной победы. Да, русские смогли-таки захватить Смоленск, но поражение под Оршей сильно понизило этот успех. И теперь война здорово била по казне обоих государств, потому как получилась не как планировали: скоро и победоносно, а долго, тяжело и кроваво. И теперь, основательно поистратившись, оба государства искали выход из изнурительного и затянувшегося конфликта. Но при этом никто не хотел уступать. А в таком случае садиться за стол переговоров желательно с дополнительными козырями. И что могло быть лучше в таком случае, чем громкая победа?
Вот и поспешил Сигизмунд Казимирович повоевать Псков, да утёрся кровавыми слезами под Опочкой. А заодно и дал москвичам в руки повод безболезненно отвергнуть имперское посредничество в переговорах о прекращении боевых действий и заключении мира, которые сам же и предложил.