Орда, изнывая от жары, медленно тянулась по безмолвному шляху от колодца до колодца, пока впереди не заблестели широкие воды Итиля. Радости людей при виде величавой реки не было предела, радовались все: и воины, уставшие пить из бурдюков тёплую, а подчас и протухшую воду, и рабы, в предвкушении долгожданного отдыха. И только вожди похода хранили на лице хмурую задумчивость. Перейти степь, конечно, немалое дело, но впереди их ждала долгая осада и сражения. О том, что Агиш-бий тоже нацелился на Хаджи-Тархан, они были уже осведомлены и теперь ежедневно высылали далеко в степь легкоконные отряды разведчиков, которые должны были упредить их о подходе чужого войска.
Ведя коней в поводу, ордынцы спускались к прохладному плесу купать и поить коней. Не забывали обиходить и себя.
К вечеру людей стали донимать комары, которых отгонял лишь дым костров, разведённых для готовки густой похлёбки. Её сытый запах, разнесшийся над побережьем, заставил утробно заурчать животы основательно изголодавшихся за переход воинов. А потом сытый и усталый лагерь погрузился в сон, и лишь оставшиеся на страже воины да молодецкий храп нарушали опустившуюся на землю ночную тишь.
Орда простояла на берегу Волги почти двое суток, приходя в себя. И лишь потом неудержимым потоком тронулась в сторону древнего Хаджи-Тархана.
Город открылся взору издали. Крепкий свежий ветер гулял на речном просторе. С пронзительным криком кружились над водой чайки. А на высоком бугре, что поднялся к небу у речного берега, блестела в солнечных лучах лазурь минаретов, виднелись глинобитные строения да тянулись к небу дымки многочисленных очагов.
- Урусуты не пожалели дерева, оберегая покой Хусейна, - усмехнулся Ислям-Гирей, рассматривая довольно-таки крепкие стены портового города. - Когда воины хана были тут в последний раз, стена была куда меньше.
- Они не только городу стены обновили, они ещё и свой гостинный двор ими обнесли, - хмуро ответил Мамай. - Трудно будет выкурить их оттуда.
- Ничего, аллах поможет своим воинам, - уверенно молвил царевич. - А сухое дерево хорошо горит.
- Да сбудутся твои слова, Ислям, но, мне кажется, или к нам кто-то спешит?
Царевич тут же отвернулся от бия и вгляделся в слепящуюю ярким солнечным светом даль. Действительно от города к столпившимся воинам спешил какой-то человечек, размахивая белой тряпицей. Ордынцы, остановив коней, молча ждали его подхода, не проявляя враждебности, хотя кое-кто и накинул тетиву на рога лука. И вскоре человечек в довольно богатом халате предстал перед взором Ислям-Гирея и Мамая.
- Да будут благословенны твои годы, царевич, - низко поклонился он. - Чобан-Гирей, славный защитник Хаджи-Тархана, спрашивает тебя: зачем явился ты под стены города с войском? Разве крымский престол менее прельщает тебя?
- Дерзкие речи ведёшь, посланник, - слегка раскосые глаза Исляма опасно сузились. - И за меньшее лишали голов.
- Смерть - конец пути всего живущего, - смиренно произнёс гость. - Страшиться её стоит, но избежать нельзя. Однако всем в подлунном мире известно, что Гиреи чтят заветы предков и не убивают послов. Ведь я всего лишь уста моего господина и говорю лишь то, что он вложил в меня.
- Передай Чобану, что я хочу говорить с ним напрямую, - вновь усмехнулся Ислям. - Вон хороший островок. И не город и не стан моего войска. Пусть завтра приплывёт туда с десятком охраны. Я возьму столько же, и мы потолкуем обо всё, что его так заинтересовало.
- Слушаюсь и повинуюсь, царевич, да будут дни твои бесконечны, как бесконечно число звёзд на небе, - поклонившись до земли, посланник поспешил покинуть ставку вождей похода.
- Боюсь, Чобан-Гирей сам восхотел стать хаджи-тарханским ханом, - задумчиво произнёс Мамай.
- И тебе это не по нутру, бей, - понятливо покивал головой царевич. - Думаешь, не сможешь с ним сговориться?
- Лишь бы он не сговорился с Агишем, - зло зыркнул взглядом Мамай.
- Вот завтра мы и узнаем обо всём, - успокаивающе похлопал себя по ляжке присевший на седло, положенное на землю, Ислям.
На следующий день маленький безымянный островок, один из тысяч в дельте великой реки, превратился в место, где творится история. Здесь слуги Ислям-Гирея разбили большую юрту и расстелили дастархан, возле которого и сошлись два опальных в родных пенатах царевича.
Им подали различное мясо: жаренное на костре, вяленое и соленое, к которому в дорогих фарфоровых чашках поднесли соленый мясной отвар. Сдобренную пряностями ришту дополняли тонкие колбасы и прохладный кумыс. А на сладкое предлагались вяленая дыня и сушеные персики.
Вот только разговор царевичей не клеился. И всё из-за того, что Чобан-Гирей и вправду задумал стать хажди-тарханским ханом. Он даже попытался совершить в городе переворот, но проклятый урусутский посол сумел вовремя сбежать, прихватив с собой и младенца Махмуда. И вот теперь Ислям-Гирей требовал себе престол, а Чобан-Гирей помощь в штурме русского двора, где укрылись посол с сыном Хусейна.