Князь Барбашин

Но пришли иные времена. Церковный собор осудил новые веяния, и запылали на Руси костры, выжигая еретические мысли с корнем. А тут ещё и новому архиепископу не ко двору пришёлся слишком великомудрый дьяк и стал Сильвестр в родном городе почти изгоем. Благо хоть по знакомству пристроился младшим подъячим в наместничью избу, так что на жизнь, хвала господу, хватало. Но не хватало другого: братчин со смелыми и мудрыми речами, кипения жизни и настоящего дела. Так бы и зачах он на немилой работе, но тут появился в Новгороде дальний родич тогдашнего наместника князя Шуйского, княжич Барбашин. И спустя какое-то время захотел он пообщаться с подъячим.

Шёл туда Сильвестр с раздражением (что он, чудо заморское что ли, дабы на смотрины ходить), а вышел задумчивым. Никогда не учившийся ни в каких университетах княжич оказался отроком весьма начитанным и обладающим знаниями под стать многим виденным им профессоров. А уж планы, озвученные им, выглядели и вовсе вельми одиозно. Настолько, что Сильвестр тогда и не поверил в их воплощение, но всё одно с головой бросился в омут работы. Потому как устал от обыденности, а это было то, чего так жаждала метущаяся душа студента.

А как потом выяснилось, что и по поводу "души самовластья" имелось у княжича своё, оригинальное, мнение. В своих размышлениях он не разделял разум и веру. И даже наоборот, считал, что неподконтрольный ничему разум может творить не столько доброе, сколь злое, а христианские ценности позволят отделить одно от другого и удержать свершения в разумных пределах. Правда, соглашался, что грань между добром и злом бывает порой очень тонкая, но всё же считал, что без того внутреннего стержня, что даёт вера, ничего хорошего человек не придумает и со временем лишь вернётся к скотскому состоянию, как это случилось в первом Риме до прихода христиан, где высокая культура скатилась к пресловутому "хлеба и зрелищ", разврату и содомии. Это было интересно и необычно. Зато очень похоже на правду, ведь Сильвестр помнил, как многие из мудрствующих говорили тогда, что не в смирении и не в отказе от земных радостей предназначение человеческое, но в вольном разумении. И под эти слова рушились заповеди, открывались запретные радости, кипела кровь. Но многие, вместо радости философских бесед, развивающих ум, предались плотским утехам, по-своему поняв слова, что жить надобно по-другому. Так что было в тех мыслях что-то верно, то, над чем стоило крепко подумать.

Зато задуманное княжичем дело развернулись просто неожиданным масштабом. Тихой сапой на море родилась русская компания-монстр, пусть слегка, но потеснившая ганзейцев и уже достигшая своими щупальцами аж до нидерландских земель. Компания, корабли которой опасались трогать даже те, кто считал себя хозяином моря. А он, Сильвестр, как её несменяемый главный приказчик, превратился за эти годы из городского изгоя в богатого и всеми уважаемого горожанина, у которого были дела не только с князьями да боярами, но и с самим великим князем. Его дети выросли в достатке, вот уже и внуки пошли. И ради внуков задумался бывший студент о школе. Да не той, что от старых времён осталась, а о новой, той, что князь в дальней вотчине возвёл. Первые выходцы из неё уже пришли в компанию и приятно поразили Сильвестра своими знаниями. Нет, в морском училище готовили отроков не хуже, но брали в него лет с пятнадцати, и готовили под конкретную деятельность. А вдруг внуки не захотят быть мореходами? Так что, как князь из-под Казани вернётся, надобно будет с ним на эту тему поговорить. А уж он и место в Новгороде присмотрит и опёку организует.

Ну а пока что Сильвестр занимался рутинным для весны делом – составлением списка торговых конвоев с учётом всех прошедших изменений. Корабли ведь старели, а иногда и гибли: даже тихая Балтика брала свой налог, что уж говорить про дальние моря. Ветхие суда списывали с дальних маршрутов, а на смену им ставили в линию новопостроенные. Верфь Викола работала как никогда не виданный Сильвестром, но не раз описанный князем конвейр, строя лодьи одну за другой. Кроме привычных уже одно и двухмачтовых, в последние годы мастер освоил строительство трёхмачтовых кораблей, хотя и лепил корпуса по старинке, внакрой. Таких лодий было уже спущено две, и обе они планировались к походу в Исландию, вместе со старым добрым "Новиком".

В Любек же отправлялись старички: "Пенитель морей", "Св. Андрей Первозванный" и пара лодий Компании. Впрочем, с учётом личных кораблей компанейцев отряд по составу всё одно получался внушительный.