Князь Диодор

— Лет за двести до нынешних времен, — подсказал Густибус, который слушал, боясь упустить хотя бы слово.

— Да, примерно, двести лет назад… Тогда и появилась эта легенда. Но была она все же не вполне правильной, не оборотничество, как оно описывается в старых трактатах, появилось в этой семье, а психическое оборотничество.

— Да, помню, — кивнул батюшка и долил себе воды в вино. — Интересно мы тогда об этом порассуждали.

— Полезно получилось — это важнее, батюшка, — поправил его князь Диодор. — Ведь вот какая штука, сначала я не думал, что оборотень существует. А потом… сопоставил такую особенность, господа. Пьянство отца, старого графа д`Атумского, и пьянство герцога Кебера — оба случая показались мне не просто проявлением их слабости или распущенности, а вызванными более основательными причинами. Понимаете, она над ними как-то «нависала», они ей подчинялись, и это дало такое вот… искажение их природы.

— Всего лишь пьянство? — спросил Дерпен.

— И путь к знанию об обоих людях, которых она решила имитировать. Арматора хорошо знал его же собственный сын, с которым она закрутила любовь, как я понял из бумаг епископа Сен-Робера. А короля еще с детских пор знал Кебер, за которого она вышла замуж.

— Но как же ты догадался все же, что это — она? — спросил батюшка.

— Нет, тут любопытнее другое, — вмешался Густибус. — Она на арматоре проверила свое умение, а после решила ударить по королю Фалемоту и по государству в целом. Неужто ей мало было того, чего она от первого воровства своего добилась?

— Она себя неуловимой полагала, — прогудел Дерпен, — что ее никто и никогда не сумеет на воровстве этом поймать.

— Я думаю, — медленно сказал князь, — тут другое. Не умела она быть вне игры… Понимаете, она должна была свой талант проявлять, не умела иначе, он, этот ее талант, требовал быть примененным. Иначе, полагаю, что-то с ней самой могло худое выйти. И это очень важно… — Он помолчал, слова почему-то давались ему с заметной трудностью. — Собственно, на этом я ее и попробовал ловить на балу, чтобы в ней эта ее особенность стала проявляться независимо от ее воли, даже вовред ей, несмотря на всю ситуацию, в которой она оказалась. Только так, — он вздохнул, — я мог, собственно, доказать, кто она такая есть… И чем является.

— Это тебе отлично удалось, — с улыбкой признал Дерпен.

— Не только ему, — вмешался Густибус. — Но и батюшке нашему.

Князь неожиданно весело обозрел всю команду, всех своих компаньонов.

— Да все вложили в результат дела свою лепту, и каждый оказался… едва ли не незаменимым. Батюшка отмолил отель, и потом отчитал герцогиню… А еще высказал несколько очень дельных предложений. Про Дерпена я вообще не говорю, без него мы бы уже давно под землю ушли, и совершенно бестолково, без малейшей пользы.

— Как бедный Моршток… — вставил Дерпен.

— Нет, он-то как раз с большой пользой погиб, и люди его не напрасно сгинули, — снова вздохнул князь. — Без его бумаг, без его предварительного расследования мы бы так скоро и успешно результата не добились бы. Он оказался молодцом, хотя и не узнал об этом.

— Согласен, — кивнул тогда Дерпен. — Без этого графа Морштока многое показалось бы иначе. Может, мы бы и нападение на наш отель пропустили, оказались не подготовленными к такой-то агрессии… А впрочем, нет, я бы вряд ли о таком обороте событий не подумал, все же…

— Так или иначе, но его смерть оказалась тем сигналом, который мы приняли в расчет, — высказался Густибус на своем иногда чрезмерно умном и не слишком внятном языке. — Вот только я оказался малополезен.

— Густибус, — сказал князь, — ты читал трактаты, и ты подсказал соображения, как оборотницу следует ловить.

— Я и много вздора, наверное, наговорил и ошибочные предположения делал…

— Теперь это не важно, а важен результат, который у нас все же состоялся, — прервал его батюшка. — Ты, князь, не отвлекайся, нам еще многое выяснить требуется. Вот мне не понятно, ты говорил, что герцогиня, будем называть ее все же нынешним титулом, обоих братьев своих чуть не в бедности держала, отчего это, неужто она жадной до такой-то степени оказалась?

— Не думаю, — отозвался князь. Теперь стало казаться, что разговор этот, на который он вначале с такой неохотой пошел, начинает даже забавлять его. — Тут другое, она умела очень сильно влиять на людей, и по отношению к братьям это было, возможно… Одним из условий их участия в воровстве этом. Понимаешь, батюшка, когда я второй раз с ней в оборотническом обличье столкнулся, под лестницами Лура, она уже гораздо менее меня испугала, я уже мог бы с этим бороться…

— По-моему, ты и первый раз, князь, не слишком-то дрожал перед ней, — высказался Дерпен. — Она же поразилась тогда, в «Петухе и кабане», что ты еще и разговаривать можешь, значит, она на это не рассчитывала. Она хотела тебя парализовать, ввести в полное подчинение, а ты… Нет, не преувеличивай свой страх, ты и там себя показал.