Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

— Ждан, тебя сам Бог посылает мне! — воскликнул купец, обнимая его. — Где ты пропадал? Нам же в дорогу пора! Да и Любава беспокоится за тебя… Пошли скорее к ней. Совсем измучилась бедняжка. Как только ты уехал, ослабла, да так, что едва выходили её сообща, а теперь сохнет по тебе… И чем ты её приворожил? Казалось бы, обыкновенный из себя парень…

Услыхав о тяжёлой болезни Любавы, Ждан заторопился.

— Идём поскорей, дядька Самуил!

Боярин Славута обрадовался юноше, как родному. Эти два молодых человека — Ждан и его суженая — в последнее время постепенно, но крепко вошли в его сердце и заняли в нём весьма заметное место.

Он открыл дверь в комнату Любавы, пропустил Ждана вперёд.

Любава сидела возле окна и вышивала. Но как она изменилась! Исхудала, побледнела, под глазами — тёмные тени, плечи заострились, а тонкие кисти рук на ярком весеннем солнце просто просвечивались.

— Любава! — тихонько окликнул её Ждан с порога.

— Жданко! — девушка вскочила со стульчика и покачнулась. Ноги ещё плохо слушались её. Ждан поддержал, посадил на кровать, сам сел рядом и тёплой рукой погладил девичьи косы.

Смотрел на неё с любовью и жалостью, чувствуя, что видит перед собою самое дорогое на свете существо, без которого этот свет был бы не мил ему.

Славута и Самуил переглянулись и прикрыли дверь, давая возможность молодым побыть наедине.

— Я думала, ты меня забыл, — сказала с лёгким укором в голосе девушка. — А мне было так тяжело, что и не знала, живу ли ещё или умираю. Уже и попа собрались звать, чтоб соборовал…

— Бедненькая моя! Я рвался к тебе, но никак не мог приехать. — Ждан не хотел рассказывать о своих мытарствах, чтобы не волновать Любаву. — Душа моя словно чувствовала, что тебе тяжело. И снова стану думать, так как завтра уезжаю с Самуилом в Половецкую землю…

— Опять уезжаешь?.. — голос Любавы дрогнул, тёмные глаза увлажнились.

— Но через месяц или два я возвращусь и уже навсегда буду с тобой. Мы поженимся и поедем ко мне на Сейм, в Вербовку. Построим там хатку и уже никогда не разлучимся.

Любава приникла к нему, склонила головку на грудь юноше. Но глаза оставались грустными.

— Не скоро мы поженимся, Жданко, — сказала печально.

— Почему?

— Разве можно? Ещё и двух месяцев не прошло, как убили дедусю… Должен год пройти — тогда разве… А раньше — никак…

— Я подожду сколько нужно… Но всё равно мы будем вместе… Вот только съезжу с Самуилом…

Они ещё долго шептались, мечтая о своём будущем, о совместной жизни. И казалась она им, как и всем молодым кажется, и нескончаемо долгой, и таинственной, и привлекательной. Ну и, конечно же, хотелось, чтобы она побыстрее стала счастливой… Их уже не волновали пережитые опасности, болезни, приключения, поскольку все их помыслы были в будущем, в том далёком грядущем времени, которое привлекает неизведанностью и самыми радужными надеждами…

Сквозь окно в комнату незаметно прокрались синие сумерки и только тогда Ждан спохватился. Наступает вечер, а ему предстоит собираться в дальнюю дорогу. Он последний раз нежно обнял девушку, попрощался, обещая скоро вернуться, и, удручённый предстоящей разлукой, направился к двери…

2

Залозный шлях начинался в Киеве и прежде соединял его с Тмутороканью, а после захвата её половцами — с Половецкой землёй. По правому берегу Днепра он пролегал до Заруба, где путники переправлялись вброд на другую сторону и шли, ехали на юго-восток уже по левому, низинному берегу, густо поросшему камышом, ольшаником, но более всего белой ивой, лозою. Потому и прозвали это шлях Залозным, то есть шляхом за лозами.

Через притоки Днепра — Сулу, Псёл и Ворсклу вёл он в Половецкую землю, начинавшуюся на восток от Днепра по речке Орели, или Углу, как называли её наши предки — древние русичи. Путь этот был нелёгким, опасным. Нередко по нему мчались половецкие орды. А в весеннее время, когда в реках прибывала вода и затапливала броды, приходилось сооружать громоздкие плоты. На это уходило много сил и времени.

Купеческий обоз Самуила счастливо преодолел этот путь и в середине мая стал табором над Орелью. Возы поставили по кругу — для защиты от внезапного нападения.

— Даю два дня отдыха, — сказал Самуил. — А потом поедем дальше — к Кончаку на Тор… Разжигайте костры, варите кулеш, коней стреножьте и пускайте пастись…

Молодые киевские кметы, которые умели в равной мере и за конями ухаживать, и из лука стрелять, и мечом орудовать, быстро — в предвкушении длительного отдыха — бросились исполнять этот приказ.

После того как поели, они расстелили на берегу под солнцем попоны и свитки, улеглись спать. Один только Ждан остался сторожить: влез на старую вербу, поудобнее устроился между раздвоенных стволов и внимательно осматривал всё вокруг.