Князь лжи

— Изначально — нет. Кроме того, учитель Шальги рассказывал своим ученикам о Слепой Горе и изменениях естества. Значит, не всё, что там написано — ложь.

— А ты не думаешь, что правды там ровно столько, чтобы ложь выглядела правдоподобной?

— Возможно. Но это мой единственный шанс. У меня не так много времени осталось, я это чувствую, — неожиданно для себя я обнаружил, что говорю об этом совершенно спокойно, так, как будто бы речь шла о ком-то другом. — Я почти покойник. Единственная моя надежда — изменить естество, начать всё с начала. Иначе — смерть.

Мы долго молчали. Эдрик смотрел в огонь.

— Я помогу тебе, — наконец произнёс он.

— Просто отдай мне книгу — и всё.

— Как раз этого я сделать не могу.

— Почему?

— Есть причины.

— И как же тогда ты собираешься мне помочь?

— Отправлюсь с тобой к Пустому Морю, — он потянулся и зевнул. — Только на его берегах может быть открыт путь туда, куда ты хочешь попасть…

— Но для создания пути нам всё равно придётся воспользоваться книгой. Так почему бы тебе…

— Не придётся. Я не знаю, какие ещё ловушки в ней могут находиться и не собираюсь рисковать. Я открою путь без её помощи.

— Как?

— Увидишь.

— Ты что, уже был там? — недоверчиво спросил я.

Эдрик согласно качнул головой.

— Но… ты человек!.. Значит, раньше ты был демоном?!

— Нет. — Он помолчал. — Я удивился, узнав о том, что пробежка по Мосту способна изменить природу бегущего. Но Слепая Гора… это вообще очень странное место. Выходит, что силы, которые оно таит в себе, могут быть использованы по-разному.

— Как использовал их ты?

— Уже поздно. Поговорим об этом в другой раз.

Мне не оставалось ничего другого, как смириться с его решением. Тем более что Эдрик прав: мы проговорили полночи, а завтра предстоит долгий день. Не мешало бы поспать. Хотя бы несколько часов.

Глава тринадцатая

Заканчивался ужин. Деревянные ложки стучали по донышкам мисок, выгребая остатки похлёбки. Крайп наклонил миску, наполняя последнюю ложку, Делила кусочком хлеба вычищала стенки посуды, а маленький Йанни растерянно заглядывал в котёл — неужели и вправду совсем ничего не осталось?

— Мама, я хочу добавки!

Лердвих отвёл глаза. Как объяснить ребёнку, что добавки нет и не будет ещё очень долго… если, конечно, не свершится чудо и барон Кэрон Тирабельт не вернёт то, что отнял?..

Ана что-то сказала своему сыну. Ана умудрялась находить нужные слова тогда, когда мужчины молчали, давя в себе желание взяться за оружие и объявить войну собственному господину. Кэрон Тирабельт не любил, когда крестьяне осмеливались у него что-то просить, даже если они просили позволения оставить им хотя бы часть того, что взращивали на своих полях. Но ещё больше барон не любил бунтов и мятежей. Несколько семей из соседнего посёлка, доведённых до крайности, осмелились оказать сопротивление людям барона, пришедшим, чтобы отобрать у крестьян последнее, что у них ещё было — зерно для посева. Солдат сильно избили; Кэрон, пришедший в посёлок с большим отрядом, сжёг дома «бунтовщиков», а их самих повесил вдоль дороги. Не пожалели ни женщин, ни детей. Показательная казнь должна была послужить уроком для всех остальных. Это случилось в прошлом году.

Лердвих перевёл взгляд на мужа Аны, Секвера. «Только бы он не наделал глупостей…» — с тревогой подумал юноша.

До того, как Секвер поселился в деревне, он был воином, наёмником. О своей предыдущей жизни рассказывать не любил. Три отрубленных пальца на правой руке, шрам через всё лицо и лёгкая хромота — вот всё, что принесла ему война. Он был таким же нищим, как Ана и Лердвих, потерявшие, незадолго до появления Секвера, своих родителей. Секвер поселился в их доме — у него не было денег, чтобы платить за комнату в трактире. Что-то случилось с ним на войне — оружия он больше видеть не мог, и даже к топору и охотничьим ножам лишний раз старался не прикасаться. Он хотел совершенно забыть свою предыдущую жизнь и стать обычным крестьянином — и ему это почти удалось. И только иногда в нём прорывалось что-то звериное: глаза наливались кровью и он был готов убить, казалось, за одно только неосторожное слово. Он боялся зверя, живущего в нём самом, и нередко молился Белой Богине о том, чтобы она изъяла ярость и гнев из его сердца. Он говорил — уже после того, как женился на Ане, — что сама Мольвири послала ему эту девушку. Гнев никогда не овладевал им, если Ана находилась поблизости; он говорил, что в ней — его спасенье, и, кажется, всерьёз в это верил…

Через год после свадьбы родился Крайп, спустя ещё два года — Делила, за ней — Йанни. Своего родового имени Секвер так и не назвал, и дети получили второе имя от матери. Злые языки шептали, что Секвер был не просто наёмником, а бандитом, объявленным вне закона… Не исключено, в этих россказнях было больше правды, чем мнилось тем, кто придумывал и распространял их.