Князь мертвецов

— Ингварррр! Это только ваши приятели Гирш с Тодоровым прочли пару книжек господ французских социалистов и думают, что знают, как править лучше самих Даждьбожичей! А сами понятия не имеют, из чего складывается государственный бюджет! И куда расходуется!

— А вы, можно подумать, знаете! — окрысился Ингвар.

Митя не знал, но слышал эту фразу в гостиных, от тех, кто знал. Наверное… Правда, одного из них отец арестовал за растрату казенных средств, а другого не успел — тот пустил себе пулю в лоб. Но от того фраза не стала звучать хуже!

— Да поймите вы! Если я стану Истинным Князем, мне плевать будет и на людей, и на справедливость!

— Что, еще больше, чем сейчас, плевать? — зло сощурился Ингвар.

— Мертвецы вообще равнодушны! — едва слышным шёпотом ответил Митя.

— Причем тут… — раздражено начал Ингвар.

— Потомок, рожденный от Мораны Темной, должен упокоить мертвое, убить живое… и умереть. Вы сами вспомнили про Кощея Бессмертного, первого Истинного Князя Мораныча. Он был личем. Высшей нежитью! Той, что полностью сохраняет разумность. У него ведь даже спрятанная филактерия[2] была! Ну, помните: сундук на дубе, игла в яйце…

Даже в полумраке видно было как расширились глаза Ингвара.

— Вы не подумайте, смерти я не боюсь! — не доставало еще, чтоб его заподозрили в трусости! — А вот… Стать не-мертвым… — Митя обнял колени, чувствуя, как как уже сейчас его потряхивает от потустороннего холода.

— Погодите… Погодите… — Ингвар наоборот, резко подался вперед и уставился в темноту комнаты, будто видел там что-то недоступное другим. — Если этот ваш Кощей в самом деле был… а не только в сказках… высшей нежитью… с иглами в яйцах на деревьях…

Митя шокировано воззрился на Ингвара, но тот даже не заметил этого взгляда:

— Откуда же тогда взялись Моранычи? — выкрикнул он.

— Тихххо! — прошипел Митя, запечатывая Ингвару ладонью рот. — А то от ваших криков тут отец… откуда-ни-возьмется. А может даже тетушка с Ниночкой!

Ингвар втянул голову в плечи и покосился на дверь. Они еще посидели, настороженно прислушиваясь, но за дверью Митиной спальни было тихо. Ингвар дернулся, освобождаясь от Митиной ладони.

— У меня сегодня, конечно, день потрясений — древние мифы оживают! — начал он.

— Я не древний миф! — обиделся Митя.

— Но даже в древних мифах живой мертвец не может заводить детей! — не позволил перебить себя Ингвар.

— Это вы… к чему? — переспросил Митя и даже сам почувствовал, что вопрос его прозвучал как-то… туповато.

— К тому, что ежели сказочный Кощей и вправду был личем — он не мог быть родоначальником Кровных Моранычей! А если он был первым Моранычем, то не мог быть личем!

— А… как же? — глупо пробормотал Митя. Чтоб тебя те самые личи поели, колбаса германская! Очевидная же, общеизвестная вещь: Кощей Моранович, прозванный Бессмертным, был личем. И другая очевидная вещь: от первого, Истинного, Мораныча, пошли все Кровные роды Моранычей в империи. А теперь как?

— А я знаю? — возмутился Ингвар. — Это ж ваши сказки! Вы, господа Кровные, как безграмотные крестьяне: те в ведьм верят, а вы — что от мертвеца могут дети народиться!

— Ну так ведьмы существуют… — рассеяно отозвался Митя.

Ингвар захохотал: совершенно плебейски, дергаясь всем телом и всхрюкивая, потому что зажимал себе ладонями рот, чтоб хохот не услышали за пределами комнаты.

— Какой вы все-таки смешной, Митя! — наконец протянул он, мотая головой как лошадь. — Свееетский лев… петербуржец… а такой легковерный! Ведьмы… существуют… ооох, не могу!

— А хотите пари, Ингвар? — вкрадчиво предложил Митя. Треклятый германец парой слов перевернул его представления о мире… будет только справедливым отплатить ему тем же! — Я вам докажу, что ведьмы — существуют, а вы… Почините автоматоны! И мой, и Зиночкин!

Ингвар посмотрел на Митю снисходительно, и даже сверху вниз:

— Я починил ваш автоматон, Митя. И Зиночкин тоже.

— То есть… как?

— А так! Вы сделали то, чего я от вас никак не ожидал: защитили невиновных оборотней, которых даже я обвинял, и спасли девушек в гимназии. Я решил, что сделаю то, чего не ждете вы. У вас же завтра… — Ингвар покосился на темноту за окном и уточнил. — Почитай, уже нынче… именины, верно?

— На Дмитрия Ростовского[3], я же говорил… — начал Митя. Хотя нет, он это альву говорил… И зачем-то пустился в объяснения. — Родился-то я тремя днями позже, тридцать первого октября, но там в святках Козьма с Дамианом, вот родители и выбрали… а то мучился бы, как тот призрак петербургского чиновника у Гоголя, что шинели сдергивал[4]… А мне сие неприлично: и как сыну Кровной княжны… и как сыну полицейского… — и он наконец выпалил. — Почему вы раньше не сказали?