— Что же делать? Что делать, что… — Даринка и сама не замечала, как бормочет, волоча Митю в укрытие. Обмякшее тело было тяжелым, каблуки ботинок скребли по булыжникам и, так и норовили за что-нибудь зацепиться. Собственных рук она не чувствовала, но остановиться даже мысли не было! Еще рывок, она втащила Митю под прикрытие дворовой будочки, сама рухнула рядом на четвереньки, и выглянула из-за угла. Тут же метнулась обратно, одной рукой зажимая себе рот, а другой мелко крестясь:
«Господи-Боже, дева-Мария-жива-Мать, что же это?»
С грохотом рухнули выбитые ворота, и толпа погромщиков с ревом ринулась во двор.
— Бабах-баба-бабах! — загрохотали паро-беллумы из окон, и двор затянуло клубами пара.
— Бей-убивай! — толпа откликнулась совершенно звериным ревом, и в дверь дома принялись бить тяжелым.
Даринка почти свалилась Мите на грудь, ухватила его за лацканы сюртука и отчаянно затрясла:
— Очнись! Очнись, слышишь! Останови это, ты можешь, ты мертвяков упокаивал, и варягов убивал, я видела, ну что же ты лежишь, вставай!
Никогда еще ей не было так страшно. В степи она встречалась с бродячими мертвяками — они были хищные, быстрые, но мертвые, а от того безмозглые, не им тягаться с ведьмой. Под прикрытием морока бежала через захваченный варягами город — но они были грабителями, чужаками, чего и ждать от них. Но этих… этих людей она знала! Там, на улицах, за ней гнался хлопец — она лечила ему руку, и баба — она выхаживала ее младенца от лихорадки. И лица их были — не лица, морды: хмельные кровью и восторгом. Они улыбались, и страшнее этих пьяных улыбок она ничего в жизни не видала, а еще они узнавали ее! Все они ее узнавали, и ни один не захотел помочь. Все кричали: «Убить ведьму!»
И приходилось бежать и драться, но она хотя бы была не одна: когда все вокруг — враги, даже мерзкий соседский сынок кажется своим. А теперь он лежит и не двигается!
— Да очнись же ты! — Даринка размахнулась и залепила Мите по щеке.
Его голова безжизненно перекатилась, размазывая стекающую из-под волос кровь.
— Митя! — сдавленно всхлипнула Даринка, лихорадочно и бессмысленно дергая его шейный платок. Наконец, пальцы добрались до кожи на шее и зашарили в поисках бьющейся жилки. Пусть хоть слабенько, хоть чуть-чуть.
Грохнуло — выбитая дверь дома завалилась внутрь, и по ней полезли погромщики. Жилки не чувствовалось.
— Вы что же, — прижимая грязную ладонь ко рту, прошептала младшая барышня Шабельская. — Вы… умерли, Митя?
Изнутри донесся такой пронзительный многоголосый крик, что Даринка рухнула на колени, обеими руками зажимая уши.
— Аааааа!
Рев мужских глоток. Крики — женские и детские, жуткий, сверлящий уши, отчаянный визг. Вопли — ярости, боли, торжества. И снова выстрелы. Рыча, как дикие звери, противники вцеплялись друг другу в глотки, дрались чем попало — штакетинами из забора, досками и кирпичами, лупили разряженными паро-беллулами по головам или попросту сцеплялись в рукопашную. Схватка кипела во дворе и в доме, а с улицы лезли все новые и новые рожи — страшные, красные, распаренные, орущие…
— Ах ты фетюкъ, собачий выкормыш, как ты мог меня тут бросить! Вставай сейчас же! Вставай, говорю! — пыхтя от натуги, она принялась драть на Мите рубаху в поисках ран…
Грохот разлетевшеюся об булыжники цветочного горшка, новый крик, и взрыв ругани, густой, как деготь, и такой же черной — через подоконник верхнего этажа перевесились сцепившиеся противники. Ветер взметнул серебристые волосы альва, и прижавшись друг другу, как в самом страстном из объятий, они полетели следом за горшком. Хрясь! Захрустели кости, враги приложились об булыжники, и наконец, расцепились. Погромщик остался лежать, а альв, пошатываясь, приподнялся, чтобы тут же получить доской. Его швырнуло обратно наземь, он пополз, пытаясь убраться из-под ног сражающихся.
Ран на Мите не было, кроме глубокой ссадины на голове. Он просто — не дышал! Не дышал и все!
Даринка почти запрыгнула ему на живот, сунула пальцы в рот и со всей силы дернула за язык!
— Дыши же! Дыши!
— Ты что делаешь, ненормальная? — заорал над головой скрипучий голос и дохнуло запахом разрытой земли и тлена.
Даринка вскинула голову — над ней, вздернув вверх крылья, как атакующая птица, застыла мара! Крылатая, зубастая и со щегольской тростью в когтистых лапах!
— Искусственное дыхание, — пробормотала Даринка. — По методу Лаборда.
— Туда! Туда альв поганый пополз, я видел! Бей нелюдя, люди! — заверещал противный бабий голос.
Альв валялся тут же, рядом, сейчас он почти утыкался Мите в спину, а из-под среброволосой головы расползалась лужа мерцающей слабыми искорками крови. Раздался топот множества ног…
— Тут твари нелюдские! И ведьма с ними! Вона, паныча дохлого оседлала! Бей тварюку!
Во дворик верхом на автоматоне ворвался Ингвар, но обрадоваться Даринка не успела — его окружили со всех сторон, десятки рук потянулись выдернуть из седла…
Хлипкую будочку будто взрывом подбросило — она шатнулась под напором толпы, со страшным скрежетом покосилась и рухнула, рассыпаясь на доски. Толпа взвыла с азартом затравивших дичь псов… И ринулась на них!