Князь мертвецов 2

У самых глаз стремительным росчерком мелькнул клинок — прыгнувший на Урусова фомор на миг завис, как наколотая на булавку бабочка. Подобранный Йоэлем тонкий, как спица, клинок вошел фомору точно в глаз. Взмахом гибкой «спицы» Йоэль стряхнул врага — клинок звучно свистнул. Свернул из ивовой лозы петлю, и захлестнул шею следующего врага.

Оборотень вскочил своему противнику на грудь, и раззявленная пасть прихватила фоморью голову, разом сминая ее между зубами.

— Аррра! — выскакивающие из озаренной сполохами пламени тьмы фоморы попадали в медвежьи объятия. Потапенко сгребал их сразу по несколько и стискивал так, что слышан был непрерывный хруст костей. Но из темного провала перли все новые и новые воины, а предводитель продолжал вопить:

— Ela sen! Ndengina ho![16]

Вылетевшее из провала чудище, больше всего напоминающее старческую сморщенную голову с орлиными крыльями вместо ушей, ринулось на медведя сверху, скаля острые, как шилья клыки.

— Эк! — пожарный топор крутанулся в воздухе и вонзился твари прямиком в пасть. Вопль твари был страшен. На миг, краткий, как половинка удара сердца, она застыла в воздухе, а потом начала осыпаться серым прахом, и с воем исчезла.

Митя завертел топор вокруг себя. Его противник пустил волну изменений, уводя свою материальную половину в сторону и подставляя под удар колышущееся марево другого мира. Марево булькнуло, как болотная жижа, и его словно присыпало мелким черно-белым песком. Митя еще успел увидеть выражение безграничного изумления на уродливом лице фомора, прежде чем тот превратился в песчаный смерч и развеялся по ветру.

Митя ломился сквозь толпу фоморов. На него ринулись слева — он отмахнулся, острый крюк с другой стороны топорища завяз в мягком, чавкнуло, и топор тут же высвободился. До него попытались дотянуться длинным копьем, он рубанул по древку, но копье только спружинило, оказавшись крепче и обычного дерева, и собственного хозяина. Потому что от угодившего точно в лоб лезвия тот рассыпался в прах. На него навалились с двух сторон. В тот же миг перед ним возник предводитель фоморов, и копыто его водяного коня лягнуло Митю в грудь — точно волной об скалу ударило! Дыхание перехватило, Митя согнулся пополам от лютой боли.

Воздух свистнул, рассеченный занесенным над головой клинком.

— Митька! — дохнуло паром и запахом горячего железа и с шелестом прошелся тесак отцовского автоматона. Клинок столкнулся с клинком. Грохнуло, как гром ударил! Митя извернулся ужом, уходя из-под удара. Мышцы взвыли, в плече стрельнуло болью, но он перекатился по мостовой, вскочил, замахиваясь топором.

Тесак отцовского автоматона жалобно хрупнул и переломился, как сухая ветка, ударив в скрещенные туманные клинки предводителя фоморов. Брошенный Митей топор попал в круп водного коня. Плеснуло вмиг почерневшей водой, конь заржал, взмывая на дыбы, и предводитель вылетел из седла. Тряпки его взметнулись, как крылья, он кувыркнулся в воздухе и приземлился на ноги, прикрываясь клинками. Заходясь истошным ржанием, водный конь заметался между сражающимися.

Уцелевший тесак автоматона вспорол воздух — еще мгновение, и он перерубит предводителя, как коса стебель травы.

Сразу двое фоморов ринулись предводителю на помощь. Один подпрыгнул, хватаясь за край автоматонного седла, замахнулся кривым клинком и заорал, когда к нему метнулась рыжая молния, и всей пастью вгрызлась в зад. Рысь Раиска подгребла фомора под себя, кроя его в клочья со всех четырех лап.

— Урусов, вы же нас на погром вызывали! — с явной претензией проорал мужской голос.

— Опоздали, господа! Теперь тут вторжение! — втаскивая Раиску на седло, ответил Урусов.

Из переулков галопом вылетали уланы. Кони неистово ржали и вскидывались на дыбы перед теневой границей, ряды всадников смешались, но еще мгновение, и они выправятся.

Запрокинув голову, предводитель фоморов призывно заорал. Вибрирующий клич, который не смогла бы издать ни одна глотка в этом мире — ни людская, ни звериная — прокатился над замершим в ужасе городом.

— Asca, fo-moiri ohtar! — звал и торопил этот клич. — I'narr en gothrim glinuva nuin l'anor![17]

Багряно-фиолетовые сполохи в чернильной глубине провала замельтешили с такой скоростью, что их отблески выплеснулись наружу, и переливающийся призрачный мост выгнулся над чернотой. По нему, на бегу держа строй, ринулись вооруженные мечами и булавами, клинками и копьями фоморы. С пронзительным воем орда скатывалась с играющего сполохами пламени моста, и с разгона вступала в схватку.

Улицы вокруг провала в иной мир кипели: все дрались со всеми. Оборотни, фоморы, уланы, городовые сбились в сплошную, плотную толпу, занятую лишь тем, что наносила и отражала удары. Схватки прокатывались по улицам, ударяясь о стены домов, и волнами откатывались обратно. Клубы пара и клочья тумана распадались под мечами фоморов, клыки оборотней рвали плоть, обезумевший водный конь метался, топча всех без разбора, грохотали выстрелы. Хлыст Урусова срезал фоморов на световом мосту, а уланы отстреливались из седел.