Князь мертвецов 2

— Что ж, ты своего добился — теперь он знает. Ты ему об этом сказал! — произнес презрительно-ледяной голос. — А еще тебя слышали городовые, казаки, княжич Урусов, и не удивлюсь, что даже сам губернатор, если он, конечно, уцелел в той бойне.

— Я в плаще был и шляпе!

Новый звук пощечины.

— Это только в романах героя под плащом никто не узнает!

— Пусть докажут! Митька меня в этом плаще на бабайковском подворье видел — и молчал, потому что доказательств никаких!

— Тебя все видят! Тебя везде видят! Боже, зачем ты послал мне сына-идиота! — и снова пощечина.

— Прекрати меня бить! Ты не лучше! Ты говорил, что все получится! И про Бабайко так говорил, и про варягов! Ты говорил — за нами сила! Обещал, тебя наместником сделают! Все рудники и заводы нашими будут! «Такой куш, такой куш!» И что? Удираем теперь?

— Да, удираем! — к звукам перебранки прибавился звук торопливых шагов — похоже, увлекшиеся взаимными упреками собеседники вспомнили, что они действительно удирают. — Скажем, что уехали в имение еще вчера. Анна подтвердит — куплю ей новую побрякушку. Слуги болтать не осмелятся. Против нас только фонари, которые мы поставили, но, если твердо стоять на своем… — шаги совсем приблизились, и из-за угла почти бегом выскочили двое. Первый остановился так резко, что торопящийся за ним следом второй с размаху врезался ему в спину, охнул, выглянул из-за плеча и закричал, содрогаясь от ненависти:

— Ты же был мертв! Он был мертв, отец, клянусь тебе, я видел, как он упал, я…

— Право же, не так громко. После битвы, знаете ли, хочется тишины, — не переставая в манере ротмистра Богинского разглядывать собственные ногти, Митя чуть поморщился — то ли шум раздражал, то ли состояние ногтей не нравилось. И правда, два, вон, вовсе ободрал — до живого мяса! И больно, и ужасный mauvais tоn. — Не сердитесь на Алексея, Иван Яковлевич, он и правда старался. У него даже почти получилось — не его вина, что некоторым смерть ничуть не мешает в жизни. Даже помогает.

— Если тебя городское быдло не добило, так я сейчас закончу! — взвизгнул Алешка Лаппо-Данилевский, выхватывая из-за пазухи паро-беллум. Палец его дернулся на курке…

Алешку прибило ведром. Оно грохнулось сверху, по касательной долбануло его по голове, отлетело и загремело по мостовой. Алешка пошатнулся, рука с паро-беллумом пошла вниз, пуля ударила в булыжник, со звонким клацаньем отрекошетив в сторону.

Двигаться Митя начал раньше, чем Алешка сунул руку за отворот сюртука. Нырок вниз, длинный шаг и появившийся в его руке пожарный топор черенком с силой толкнул Алешку в грудь, опрокидывая того на мостовую. Лезвие топора прижалось Алешке к горлу, а ногой Митя наступил ему на грудь, придавив к мостовой. Тот рванулся и замер, опасливо косясь на сверкающую у самых глаз сталь.

— Ничего не скажешь, удобств и выгод в таком оружии немало, — косясь на ведро, себе под нос пробормотал Митя — под его взглядом ведро исчезло. — Но все равно как-то по-плебейски, — и уже в полный голос бросил выхватившему паро-беллум Лаппо-Данилевскому. — Не стоит, Иван Яковлевич. Я, конечно, понимаю, что от такого, как вы выражаетесь, идиота-сына не грех и избавиться…

— Мразь! — прохрипел Алешка. — Поганый ублюдок!

— Но не рассчитываете же вы справиться там, где проиграли фоморы? — не обращая внимания, мягко продолжил Митя. — Да и сами вы недалеко ушли от сынка…

— Простите? — ледяным тоном переспросил Лаппо-Данилевский. Паро-беллум он не опускал, мечась глазами между топором у горла сына и стоящим над ним Митей.

— Вряд ли в этой ситуации вам стоит надеяться на прощение, — вздохнул Митя.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — ледяным тоном бросил Лаппо-Данилевский.

— Это, знаете ли, пока вы против подданных отечества нашего злоумышляли, можно было рассчитывать на недостаточность улик или поддержку покровителей. А к делу о государственной измене подход иной будет. О ваших денежных затруднениях известно многим, так что причину предательства искать не придется. Неужто и впрямь надеялись, что фонари, выставленные руной призыва, и массовое кровавое жертвоприношение удастся выдать за случайность? Да и Алешку видели: в той самой пещере, где он сговаривался с лазутчицей фоморов. Собирались поставить там пару фоморьих фонарей и подготовить «засадный полк»? Ударили б на город не только изнутри, но и снаружи? Любопытно, кого в жертву готовили? — Митя поглядел на Алешку, на старшего Лаппо-Данилевского и устало покачал головой. — Впрочем, нет, не любопытно. Неплохой план, как и все иные ваши планы. Даже удивительно, что при такой предусмотрительности они всегда заканчиваются неудачей, — равнодушно добавил он.

— Это все ты! — корчась у Мити под ногой, прохрипел Алешка. — Я же говорил тебе, отец, что в пещере был варяжский драккар! Невидимый! Он сбежал, а потом стрелял по нам, а потом привез на склады железо. А ты все — болван, болван! А я не болван — это все он! И с Бабайко, и с варягами — да он на все способен!

— Благодарю. Даже лестно, — хмыкнул Митя. — Хотя я способен на большее, чем быть злым роком провинциального дворянского семейства.