Князь мертвецов 2

Митя не боялся, благодаря Карпасу он точно знал — оказались. Отцу тоже расскажет, а остальным, пожалуй, не станет. Должны же быть у нового Кровного рода свои тайны?

— А шо ж… — старшина Потапенко звучно почесал пятерней в затылке. — Это вроде как в Крымскую войну? Про осаду Севастополя все слыхали, а шо франкская эскадра разом с альвионцами у нас в губернии, в Мариупольском порту высаживались, хлебные склады жечь — кто там помнит? Мы тогда, якщо кому любопытно, на улицах дрались, а за один день их из города выкинули! Я ще зовсим молоденьким казачком був, моего Потапки молодшим. Выходит, повезло нам нынче? Глядишь, страшилы эти однорукие-одноногие поверят, шо у нас в каждом губернском городе такие Моранычи, шо враз им навить оставшиеся руки-ноги повыдергивают, да и рога поотшибают? — он весело поглядел на Митю.

«Поверят, если тот, кто готовился скупать ценные бумаги на бирже, их не просветит, — мрачно подумал Митя. — Вот ведь как — судьба всей империи зависит от какой-то жадной твари» И сейчас он вовсе не фоморов имел в виду.

— Повезет нам, если и впрямь поверят — наш-то князь в Петербург уедет, — проворчал губернатор.

Отец побарабанил пальцами по папке с бумагами и с простодушием, от которого стало как-то даже не по себе, поинтересовался:

— Зачем бы нам ехать? Здесь дел хватает, и вызывать — никто не вызывал.

— Вызовут, — ротмистр Богинский оторвался от любимого занятия — изучения ногтей. — Явление Истинного князя Мораныча Новой Крови — событие даже позначительней фоморьего нашествия.

— Это меня и беспокоит, — покивал отец. — Согласитесь, господа, будет весьма печально, если Петербург, увлеченный интригами вокруг Истинного Князя, позабудет об опасности для империи.

— Вы, Аркадий Валерьянович, на что намекать изволите? — губернатор откинулся на спинку кресла и впился взглядом в отца.

— Всего лишь предлагаю сосредоточить внимание петербургских чиновников на делах по-настоящему важных. Жить у нас нынче стало рискованно — то варяги, то фоморы. Не помешало бы снабдить нашу порубежную стражу новейшим вооружением, полицию с жандармами — должным оборудованием, Живичей бы парочку посильнее, а то даже губернатор с ранениями, а среди моих городовых есть те, кто и вовсе плох, — глядя на губернатора в упор, ответил отец. — А то ведь чиновники, они как дети малые — им покажи новую игрушку, они обо всем позабудут.

— Это что ж вы мне предлагаете — скрыть от государя-императора эдакое изменение в политики империи? — в голосе губернатора громыхнула гроза.

— Как можно, ваше превосходительство! — искренне возмутился отец, — с чего бы моему Митьке вдруг менять политику империи?

— Молод я еще для этого, мне бы пока поучиться, советов опытных людей послушать, — Митя прижал руку к сердцу.

— Советы — палка о двух концах, — задумчиво проговорил Урусов. — В Петербурге народу гнилого не в пример больше, чем у нас в губернии. Кто знает, что там насоветуют.

— Даже у нас господина Лаппо-Данилевского проглядели. Моя вина, — отец склонил голову. — А ведь догадаться можно было: очень покойник любил говорить, что Кровная Знать изжила себя, теряет Силу, не нужна в современную эпоху пара и стали. Что власть должна быть в руках дворянства. Родион Игнатьевич не даст соврать — при нем ведь было!

— Говорил, не отрицаю, — Шабельский по-черепашьи втянул голову в плечи. — Но я никогда его не поддерживал!

— Значит, полагал, лучше нас с империей управится. Кровных побоку, а сами на наше место. Пригрели змею дворянскую на своей груди: а ведь не в первый раз уже… Декабрьское восстание 1825-го вспомните — окромя князя Трубецкого, дурня эдакого, сплошь всё дворяне в зачинщиках. И среди убийц покойного государя тоже их изрядно. Поболе, чем жидов! — губернатор явно сам удивился такому неожиданному своему выводу. — Жаль, сами фоморы Лаппо-Данилевского и прибили, вот кого я бы с удовольствием повесил.

— Мы не можем утверждать наверняка, но тела Лаппо-Данилевского с сыном найдены в их паро-телеге — видимо, пытались бежать. Ран нет, лица искажены ужасом, так что я позволил себе предположить, что их убили вовсе не люди. Возможно, чтоб те не выдали неких тайн, — доложил отец. На Митю он даже не покосился.

— А вот тайнами заняться следует. Лаппо-Данилевский земским гласным был, в губернские предводители дворянства шел. Вы уж озаботьтесь, князь, — сильно надавив на последнее слово, обратился он к отцу, — присмотреться, насколько распространены его пагубные идеи в дворянской среде губернии.

Митя почувствовал, как у него вдруг потеплело на сердце: к его отцу обращаются — князь! Почему-то было даже приятнее, чем слышать собственный титул.

— Всенепременно, ваше превосходительство, — с достоинством склонил голову отец. — Это мой долг.

— Ну так тем более надо юношу в Петербург везти — пусть все убедятся, что Кровная Знать нынче сильна, как никогда! — вмешался вдруг Шабельский.

На него поглядели удивленно, и он в очередной раз стушевался.

«Что ж это Родион Игнатьевич так меня выставить хочет?» — задумался Митя.

— Убьют, — вдруг обронил Урусов. Сказано было веско и без малейших сомнений.