Князь Меттерних: человек и политик

Вопрос о роли Меттерниха в развязывании войны 1809 г. остается одним из наиболее спорных в его политической биографии. Интересно, что два главных антагониста Г. фон Србик и В. Библь на этот счет придерживаются одинакового взгляда, хотя и расходятся в аргументации. Србик готов признать, что его герой допустил «роковые ошибки»: «недооценил военную мощь Наполеона, понадеялся на народную войну (к ней он призывал еще юношей в 1794 г.), на Россию. Поэтому его "страстные" памятные записки и депеши подталкивали на "несчастную", но "славную" войну 1809 г.»[136]. Вопреки многочисленным недругам Меттерниха, упрекавшим его в холодной бесстрастности, пренебрежении национальными интересами, Србик придает ему привлекательные, романтические черты. Пусть в молодости он и совершал ошибки, но повинуясь благородным побуждениям.

В. Библь охотно соглашается со своим маститым оппонентом насчет «роковых ошибок», но их подоплеку трактует совершенно иначе. Действительно, Меттерних, как уверен Библь, относится к главным творцам войны, но главным образом из легкомыслия, угодливости[137]. Кроме того, он поддался внушению Талейрана и Фуше, уверявших, что дни императора сочтены, а затем своими подстрекательскими донесениями во многом способствовал тому, что венский кабинет опрометчиво начал поход 1809 г.[138]

Сам же Меттерних стремился предстать в ореоле непримиримого борца против деспота Европы. «Новая вспышка войны не только в природе вещей, но и представляет собой для нашей империи абсолютное условие ее существования. Этот вопрос был решен в моей душе. Дело заключалось главным образом в выборе момента и обоснованном оперативном плане»[139], – так писал он много лет спустя в своих мемуарах.

В реальности все обстояло много сложнее. Меттерних сам был напуган резонансом своих посланий. Штадион от них в совершеннейшем восторге: «Ваши донесения – золото и воспринимаются здесь как золото. Впервые я питаю надежду, что узнаю то, что нужно знать, хочу того, чего должно хотеть»[140]. «Я боюсь, – обеспокоенно пишет Меттерних в ответ Штадиону, – что меня неверно поняли и моими иеремиадами я добился эффекта, противоположного тому, какого хотел. Я хочу мира с Францией, потому что мы в нем безусловно нуждаемся»[141]. Меттерних не видит для Австрии шансов на победу в новой войне против Наполеона. Германский историк М. Ботценхарт убедительно, на наш взгляд, доказал, что Меттерних весной 1808 г. не был сторонником войны с Францией, и вплоть до конца года его позиция принципиально отличалась от курса Штадиона. В сущности, как это ни парадоксально, Меттерних хотел вести спор с Наполеоном, оставаясь в хороших отношениях с ним. Он прибегает к излюбленному дипломатическому приему, аналогичному уступающей защите в фехтовании или принципу дзюдо. Нужно влиять на планы и действия Наполеона, модифицировать их, принимая в них участие. Тем более что время и история на стороне традиционных династий, а не императора французов, чья система не переживет его самого.

В Австрии вовсю шла подготовка к войне, Штадион с головой ушел в военные дела, поэтому Меттерних шесть недель не получал известий из Вены. Он нервничает. Им вновь овладевает возмущение, когда стало известно, что Наполеон устроил в Байонне ловушку для испанского короля Фердинанда VII. Теперь его корона должна перейти к Жозефу Бонапарту. Однако свойственное Клеменсу благоразумие перевешивает негодование: «Провоцировать войну против Франции было бы безумием; следовательно, ее нужно избегать, но этого можно достигнуть при условии, что мы станем сильными»[142]. У Австрии, по мнению Меттерниха, в одиночку, без помощи России, нет никаких шансов. Вообще необходимо больше полагаться на «нашу политическую мудрость, чем на военные средства». Реалистические суждения Меттерниха вызывали недовольство, его упрекали в симпатиях к Наполеону. Ему даже приходилось оправдываться: «У меня нет ни малейшего пристрастия к человеку, о котором я могу судить лучше, чем большинство современников»[143]. Но «военная партия» во главе со Штадионом и императрицей Марией Людовикой закусила удила. Из донесений Меттерниха его шеф воспринимал только то, что свидетельствовало в пользу сделанного им выбора. Австрийскому послу остается только одно – как-то смягчить реакцию Парижа на активные военные приготовления Вены. Чтобы сохранить почву под ногами, он просит Штадиона пойти хотя бы на некоторые уступки – расследовать французские протесты по поводу захода в Триест английских судов под американским флагом, инцидента с французским консулом в этом же городе. Меттерних рекомендует признать Жозефа Бонапарта королем Испании.