Князь Меттерних: человек и политик

Вена не реагирует на его просьбы, и в австро-французских отношениях явно назревает кризис. С апреля 1808 г. он вступает в острую фазу. Париж делает запрос по поводу крупномасштабных военных приготовлений Австрии. Учитывая методы Наполеона, Меттерних не исключал превентивной войны для того, чтобы уничтожить австрийскую армию заблаговременно, до ее полного снаряжения и развертывания. Чтобы успокоить Наполеона, он предлагает Штадиону отказаться от мероприятий по формированию ландвера, то есть вспомогательных сил типа народного ополчения или национальной гвардии. С присущей ему самонадеянностью он полагает, что сможет снять тревогу Наполеона при личной встрече. Поэтому он просит у Штадиона разрешения на поездку в главную квартиру Наполеона, воюющего в Испании, но не находит поддержки.

Желанная встреча с императором французов состоялась только 15 августа 1808 г. в Сен Клу, на большом дипломатическом приеме, и проходила она по сценарию Наполеона, который был и главным действующим лицом. «Он хотел говорить со мной, – писал в отчете австрийский посол, – но не один на один, а он хотел сделать это перед лицом всей Европы»[144].

В отсутствие папского нунция Меттерних стоял первым среди собравшихся дипломатов. Справа от него находился российский посол, слева – нидерландский, остальные образовали круг. Сначала Наполеон осведомился о здоровье семьи, сказал австрийскому послу еще несколько дежурных фраз. Затем он вступил в разговор с Толстым и вдруг резко повернулся в сторону Меттерниха, буквально выстрелив в него вопросом: «Не чрезмерно ли вооружается Австрия?» Далее на голову Клеменса обрушились упреки, сопровождаемые угрозами. Перечень провинностей Австрии был достаточно велик. Однако вскоре Наполеон обуздал свой темперамент или, точнее сказать, рассчитанный гнев, и разговор перешел в нормальную тональность и продолжался около часа.

В мемуарах Меттерних изображает беседу с Наполеоном как свою дипломатическую победу. Потоку обвинений с его стороны он-де противопоставил абсолютную выдержку и «оружие иронии». «После ухода Наполеона, – писал он, – коллеги бросились поздравлять и благодарить меня за то, что я дал урок императору»[145]. А после Шампаньи передал Меттерниху слова Наполеона, что его упреки были адресованы не лично послу, а императору Францу. Французский историк, глубокий знаток жизни Меттерниха и дипломатической истории первой половины XIX в. Г. Бертье де Совиньи, считает более достоверной ту версию беседы, согласно которой Меттерних вообще не проронил ни слова в ответ на обвинения Наполеона, чтобы не раздражать того еще больше[146]. Если это было так, то весьма иронический оттенок приобретают хвастливые слова Меттерниха: «Я знал язык, на котором следует разговаривать с Наполеоном»[147]. Характерно, что в отчете о встрече с императором французов Меттерних не только придерживается спокойного тона, а даже склонен снизить драматический накал беседы. Он не хотел еще больше провоцировать Вену.

Совсем спокойно проходила состоявшаяся через десять дней частная аудиенция у Наполеона. Император предостерегал, что австрийские вооружения могут спровоцировать Францию на какой-нибудь неосторожный шаг. Испанские же события не должны беспокоить венский двор, так как Бурбоны – его личные враги, а к Лотарингскому дому (так еще именовали Габсбургов) он питает доверие. Дальнейшие переговоры Наполеон передоверил Талейрану. Тот дал знать Меттерниху, что императору было бы приятно принять из рук Франца I орден Золотого руна. Был упомянут в этой связи и маршал Бертье. Не забыл Талейран и о себе. Вообще положительное решение вопроса об обмене орденами могло бы ослабить напряженность. У Меттерниха не было никаких принципиальных возражений, все эти символы монархии он готов был использовать как разменную монету в большой дипломатической игре. Обмен орденами, признание Жозефа Бонапарта испанским королем – это такого рода уступки, на его взгляд, на которые можно пойти ради сохранения мира.

В конце августа 1808 г. Меттерних настроен оптимистически: «Гордиев узел можно разрубить без труда»[148]. Он явно доволен собой и в своей, мягко говоря, не очень скромной манере пишет отцу (3 сентября 1808 г.), что слухи о войне, которые ходили по Европе, «благодаря моим усилиям превратились в ничто; мы не только имеем мир с Францией, но и самые лучшие отношения с ней, которые обеспечили нам Бог, храбрые испанцы, мое собственное мужество и твердое поведение»[149].

Но восторг Клеменса был преждевременным. Его усилия не вписывались в стратегию Штадиона и K°. Даже те незначительные уступки, на которые Меттерних считал нужным пойти ради умиротворения Наполеона, Штадион находил неприемлемыми, и фактически министр дезавуировал своего посла. Назрела необходимость поездки в Вену, где Клеменс не был более двух лет. Наполеона не было в Париже, и Шампаньи дал послу разрешение на поездку в Вену.