Народа в городе становится все больше. Почти не осталось пустырей на посаде и в слободах под городом количество домов выросло. В Путивле, благодаря военной добыче, появились деньги. По тем временам, не малые. Вот и начали перебираться в мое княжество люди разных профессий. Одни стали выполнять мои заказы, другие — удовлетворять возросшие запросы моих дружинников, у которых появились лишние деньги. Пришло и много всякой швали, ворья и попрошаек. С первыми разговор был коротким. Вешали на балках, которые выступали наружу с крепостных стен Посада, дальних от Детинца. Мне смотреть на почерневшие и поклеванными воронами морды особого желания не было. Попрошайкам разрешалось собирать милостыню только на папертях церквей и на территории монастыря. Если пытались подрубить деньжат в других местах, сразу получали два десятка плетей. Некоторые тяжелобольные во время порки чудесным образом выздоравливали. В том числе и так называемые юродивые, большую часть которых составляли ленивые и бездарные актеры, желающие любой ценой быть в центре внимания.
Тех, кто на самом деле не дружил с головой, помещали в больницу, которую я создал при монастыре. Настоятель Вельямин не сильно обрадовался такому шумному соседству, но, поскольку дело богоугодное и плачу за все я, принял со смирением, как очередное испытание его твердости в вере. Потом оказалось, что, благодаря больнице, пожертвования в монастырь резко выросли. Это было воспринято, как божье поощрение за благое дело. Поэтому, когда я построил при каждой церкви школу и приказал обучать всех мальчиков, запретив необразованным жениться, попы не роптали. Они подсчитывали будущие барыши. Люди для ориентирования в делах духовных обычно пользуются сигналами самого бездуховного маяка — деньгами.
44
Второй день идет снег. Ветра нет, поэтому снежинки падают вертикально и так медленно, что кажется, будто вижу их падение в замедленной съемке. Впрочем, вижу я только те, которые опускаются рядом со мной. Солнце, наверное, уже встало, но небо затянуто тучами, низкими и темно-серыми. И все вокруг меня серое, даже снежинки, разница только в оттенках. Я сижу на корточках под елкой неподалеку от опушки леса. Спиной прислонился к стволу дерева, чтобы снять часть нагрузки с ног. Не смотря на то, что температура около нуля градусов, а на мне плащ с капюшоном, подбитый куницей, бригандина, толстая стеганка под кольчугой и кожаные штаны, под которыми шелковое нижнее белье, все равно быстро замерзаю. Когда становится совсем невмоготу, поднимаюсь и делаю разминку. Встав в очередной раз, обнаруживаю, что вроде бы воздух посветлел. По крайней мере, я вижу на несколько метров дальше, чем в предыдущий раз. Повернувшись к Мончуку, который сидит на корточках под соседней елкой, напоминая нахохлившуюся курицу, говорю:
— Пора.
— Слава богу! — радостно произносит он, встает и начинает отряхивать снег с плаща, подбитого беличьим мехом.
Поднимаются и остальные дружинники. Их неполные три сотни. Часть осталась присматривать за лошадьми в нескольких километрах отсюда, на противоположной опушке леса. К нам подходят сотники Олфер и Доман. Последний теперь командует пикинерами. Будишу я перевел в командиры конных копейщиков.
— Надеть накидки, — приказываю я и сам снимаю плащ и надеваю вместо него белый маскировочный халат.
Сразу накатило воспоминание, как я спасал императрицу Мод. Тот эпизод и подсказал мне, как провести нынешнюю операцию. На этот раз, надеюсь, не придется никого тащить. Беру короткую пику в правую руку и, придерживая левой саблю, иду по мягкому снегу на восток. Следом за мной шагают остальные. Все вооружены алебардами или короткими пиками и саблями или мечами. Луки и арбалеты оставили рядом с лошадьми. В снегопад от них мало проку.