Никто не возражал. После чего обсудили мелкие текущие дела типа починки моста через речку Путивльку и отправились пировать. Отнятое у бояр позволяло отметить победу над ними. Дума и несколько опытных воинов по выбору воеводы пировали со мной в гриднице. Остальные дети боярские праздновали в надпогребнице. Пехотинцы гуляли во дворе. Там поставили столы и лавки. На всех мест за столами не хватило, поэтому некоторые ели-пили, сидя на земле. Зато падать, отключившись, им было ниже. Вина и меда хмельного я на этот пир не пожалел.
11
Вне моей, так сказать, юрисдикции находились еще три деревни княжества. Я решил, выражаясь языком двадцать первого века, восстановить в них конституционный порядок. Начал, как мне показалось, с более легкого варианта. Однажды утром с полусотней всадников и двумя взводами арбалетчиков я вышел из города. Сказал, что это обычные учения. Народ уже привык к моим нетипичным для них методам обучения дружины, так что никто не удивился. И больше никто не насмехался над нами. Не знаю, что понарассказывал Савка, единственный очевидец моего сражения с наемными убийцами, но на меня стали смотреть с большим уважением и даже страхом. Они не знали, что Савка присочинит — дорого не возьмет. С другой стороны, я справился с семерыми не самыми последними бойцами, орудуя двумя саблями, чего не умеет никто из путивльчан. Левшей много, а двуруких нет.
Деревня боярина Фоки находилась на северо-востоке, в двух дневных переходах от Путивля. Собственно говоря, почти все мое княжество и находилось в том направлении. На севере и западе по реке Клевень оно граничило с Новгород-Северским княжеством, причем на западе граница проходила в половине дневного перехода, а на севере — в двух. На юге и юго-востоке по реке Сейм проходила граница с Черниговским княжеством. То есть, мой город лежал почти на границе. Возле Путивля река делала крюк в северном направлении, и те деревни, которые находились внутри этого крюка на левом берегу, тоже относились к моему княжеству. На востоке и северо-востоке, опять же по Сейму, моим соседом был князь Рыльский. По моим прикидкам, территория княжества Путивльского была размером со среднее английское графство.
На второй день, после обеда, я с кавалерией оторвался от арбалетчиков и хлынцой — быстрым шагом — поскакал к месту назначения. Дорога проходила густым лесом. За первую половину дня нам не попалось ни одного человека. А может, кто и попадался, но прятался от нас в лесу. В эту эпоху с незнакомыми людьми старались не встречаться в лесу и других безлюдных местах. Впрочем, с некоторыми знакомыми тоже.
Двор боярина Фоки находилось в центре его деревни. Был он бедноват и слабо защищен. Рва нет. Тын высотой всего метра три. Одна караульная башенка над воротами. Наверное, половцы сюда давно не заглядывали. Службу, правда, несли исправно. Только мы выехали из леса, как караульный заколотил в било. Ворота сразу захлопнулись. В деревне народ заметался и попрятался. В лес никто не побежал. Наверное, опознали, что мы не кочевники.
Боярин Фока оказался худым и длинным мужчиной лет сорока пяти. Широкая кольчуга висела на нем, как на вешалке. Борода тоже была длинная и наполовину седая. Усы закрывали губы, поэтому создавалось впечатление, что боярин чревовещает.
— Кто такие? Что надо? — грубо спросил он.
— Так-то ты встречаешь своего князя! — произнес я шутливо.
— Какой ты мне князь?! — фыркнул Фока. — Я тебя знать не знаю!
— Вот это и странно, — не обидевшись, продолжил я. — Землю мою держишь, а меня знать не хочешь, службу не несешь. Получается, что ты обворовываешь меня. А как надо с ворами поступать, не подскажешь?
— Я служу князю Рыльскому! — с вызовом произнес боярин.
— Служи, я не против, — разрешил я. — Только деревню мою освободи. Пусть тебе Мстислав \мвятославич даст что-нибудь на кормление за твою преданную службу ему.
— С чего это я должен ее освобождать?! — продолжал упорствовать боярин Фока. — Ею владели мой отец, дед и прадед. Она моя по праву!
Не знаю, на что он наделся. Может, ждал, что крестьяне полягут за него костьми. Они выглядывали из-за домов и плетней, но нападать на нас не спешили. Подозреваю, что боярин переоценил их преданность. Руководитель должен отбрасывать все прилагательные из речей подчиненных в его адрес. В том числе и оскорбительные, но по другой причине.
— Потому что так решил я, князь Путивльский, твой господин, — заявил я. — И будь благодарен мне, пес шелудивый, что за твою измену жизни тебя не лишаю!
— Так я не знал, что ты теперь княжишь, думал, Епифан Сучков заправляет, — поменял тактику Фока.
— Надо же, все знали, а ты нет! — молвил я с издевкой и продолжил строгим тоном: — Открывай ворота. Иначе приступом возьмем. Но тогда повешу и тебя, и всю твою семью.
Боярину Фоке очень не хотелось открывать ворота. И умирать тоже не хотелось. Он тупо смотрел на меня, ожидая чуда, что ли.
— Тащите бревно, будем вышибать ворота, — не оборачиваясь, приказал я своим дружинникам.
Мой приказ встряхнул боярина, вывел из оцепенения.