По возвращению в Путивль я вечером вызвал к себе в кабинет воеводу Увара Нездинича. Обычно мы с ним общались в общественных местах. Кабинет у меня не очень просторный, метра три на два. В нем стоит высокий шкаф, изготовленный по моему заказу (здесь такие пока не в моде), стол и пять стульев: одно возле торца для меня и две пары по бокам. В кабинете я принимаю только по личным или очень важным делам. Все это знали. Поэтому воевода сидел насупленный. Он все время ждет от меня неприятностей. Тем более, сейчас, когда я, вопреки всем его ожиданиям, вернулся с победой, разгромив равного по силе противника, не потеряв ни одного человека. Войдя в кабинет, Увар Нездинич снял, как принято, невысокую шапку с оторочкой из белки (хуже, беднее только заячья) и занес руку, чтобы перекреститься на икону. А икон-то в кабинете нет! Он повертел головой, потом смущенно перекрестился на правый от него угол, где по идее должна быть икона. Сел на дальний от меня стул и принялся двумя руками мять шапку. Я уже подумал, не поручить ли задание другому? Решил всё-таки, что как раз такой человек, полностью лишенный дипломатических способностей, и нужен.
— Завтра поедешь в Новгород-Северский, — сказал я. — Послом доброй воли. Пора князю вернуть мои деревеньки.
— Не мастак я речи говорить, — произнес воевода то, что я и ожидал. — Пошли кого другого, князь, у кого язык лучше подвешен, кто с людьми умеет общаться.
— Такому Изяслав Владимирович не поверит. Он привык к языкатым и льстивым послам, — возразил я. — Передашь князю, что я благодарю его за управление моими деревнями, дальше сам справлюсь. Я под ним Новгород-Северский не ищу, хотя имею на него больше прав, но и своего не отдам. И всё, на этом твоя миссия и закончится. Дальше будешь говорить от своего имени.
— А что говорить? — спросил он.
— Что спросят, то и будешь говорить. Как на духу, — ответил я. — Что новый князь тебе не люб…
— Нет, ну, почему… — смущенно забормотал воевода Увар.
— А и не люб — ничего страшного, — успокоил я. — Пока дело делаешь, мне без разницы, как ты ко мне относишься. Мне с тобой детей не крестить.
В этом и была моя задумка. Князь Новгород-Северский серьезно отнесется к словам человека, который относится ко мне не очень хорошо, но при этом хвалит. Воевать мне с Изяславом Владимировичем не с руки. Он с одной стороны надавит, половцы с другой — и мне мало не покажется. Но и деревни оставлять ему тоже нельзя. Сочтут слабаком и начнут наезжать со всех сторон сразу.
— Если спросят, почему тебя прислал, скажешь, что отказывался, но мне больше некого было. Бояр я извел, а верных людей из купцов послал в Чернигов к Мстиславу Святославичу. Зачем — не знаешь, — продолжил я инструктаж.
На самом деле я отправил купцов Чернигов, чтобы продали там трофейных лошадей, доставшихся на мою долю. Они были не настолько плохи, чтобы на них пахать, и не настолько хороши, чтобы на них воевать. Пять лучших жеребцов предназначались в подарок князю. Заодно купцы расскажут ему, как я разделался с отрядом его тезки, князя Рыльского.
— Если не спросят, все равно расскажи, что я послал доверенных людей в Чернигов, — сказал я. — Князь Изяслав сам догадается, зачем.
— Все сделаю, как говоришь, — заверил воевода Увар Нездинич. Он помял шапку еще пару минут, потом спросил: — Говорить и правда всё, как на духу?
— Конечно, — ответил я и подначил: — А ты умеешь по-другому?
— Не очень, — признался он и задал еще один вопрос: — Если князь Новгород-Северский согласится отдать деревни, попросить, чтобы крест поцеловал, что обиды не держит?
— Не надо, — ответил я. Такая просьба будет признаком слабости. — Пусть обижается. На обиженных воду возят.
Последняя фраза развеселила воеводу. Время от времени я выдаю пословицы да поговорки из будущего, которые очень забавляют моих подчиненных. Они уверенны, что я перевожу на русский ромейские выражения. За это мне прощают, что не знаю некоторые славянские слова и говорю по-другому, как иностранец.
Отправив воеводу, продолжил интенсивные тренировки личного состава. Теперь даже к строевым занятиям солдаты относились без прежнего раздражения. Раз учу, значит, так надо. Они теперь знали вкус победы и трофеев. Причем, первый, по моему глубокому убеждению, был для них важнее. Уверен, что большинство солдат победу без трофеев предпочтут трофеям без победы. Мужчина рожден побеждать.