— И ты сможешь повторить слова при Рюрике?
— Как не смогу. Конечно, смогу!
Трувор поехал в Новгород, прихватив с собой Одолбю. Оставил в прихожей, сам пошёл к брату. Рюрик, заметно постаревший, но ещё крепкий, встретил его с широко открытыми объятиями, усадил перед собой, стал расспрашивать про житьё-бытьё в Изборске, потом задал вопрос:
— Ты чего в Новгород? По делам каким или за покупками для супруги и деточек?
— Воровство открыл! Тати у нас в правительстве завелись!
— Что ты! Не может быть. Я вроде всех знаю, народ честный, мне преданный, страну свою любящий…
— Говори, говори! У себя под носом воров держишь и не видишь! Так вот сейчас открою глаза на твоих приспешников!
— Ну-ну, открывай, — усмехнулся Рюрик.
— На поставке кирпичей наживаются! Получают средства из казны, а в Изборск привозят только половину!
У Рюрика потемнели глаза:
— И доказательства есть?
— Да. Человек стоит в прихожей, готов подтвердить свои показания под присягой!
— Так, так, так. Кто же эти воры в моём правительстве?
— Бояре Вестрень и Божедуй, а также купцы Сварун и Влас. Змей ядовитых пригрел ты при своём сердце, брат!
Рюрик отвёл глаза. Долго молчал. Слышно было только шумное дыхание Трувора, не спускавшего взгляда с Рюрика. Наконец князь заговорил медленно и тихо, каким-то отстранённым голосом:
— Такое дело, брат. Эти люди, рискуя жизнью, составили заговор в Новгороде и помогли нам с тобой сесть на этой земле. Это они, не жалея денег, дали нам с тобой власть. Это они помогли мне победить на выборах, дали преимущество при голосовании на вече. Ты не знаешь всего, а я тут чуть было не попал на плаху, чуть моя голова не покатилась по окровавленному помосту на центральной площади. Не будь поддержки этих четырёх людей и ещё кое-кого, снова были бы мы лишены княжеского престола. Посадник Вадим был в полушаге от владычества над Новгородом. И знаешь, сколько они, эти бояре и купцы, вложили в это дело? Несчётно! Должен же я как-то с ними рассчитаться! Тем более что и сейчас они меня поддерживают изо всех сил. Как я могу их тронуть, а, брат?..
Трувор подавленно молчал.
Рюрик встал, прошёлся по горнице. Продолжал:
— Тут была такая заваруха! Победил я Вадима, его самого и многих людей казнил. Многие знатные и незнатные семьи бежали из Новгорода. Кто в Киев, кто в другие города. Кстати, в Изборск за последний год много новгородцев прибыло?
— Кто его знает! Не интересовался. О событиях в Новгороде извещён, но вот скрылись ли враги наши в Изборске, не знаю.
— А ты узнай и полюбопытствуй, чем они занимаются. Может, некоторых следует потрясти как следует, к ногтю прижать. А уж моих бояр и купцов предоставь мне. Жизнь, она, брат, такая сложная штука…
С тяжёлым сердцем вернулся Трувор в Изборск.
Но на пороге терема встретила его Снежа, обхватила за шею, стала целовать. Через плечо увидел он на столе букет свежих цветов, кувшин вина, его любимую закуску. Одной рукой он привлёк её к себе, а второй запер дверь.
— Я заждалась тебя, Трувор, — прошептала она ему на ушко.
Он освободился от её объятий, прошёл к столу, понюхал цветы.
— Я возьму три цветка и повешу над нашей кроватью, — сказал и устало опустился в кресло. — Как дети?
— Спят уже. Няньки с ними. Я уже позаботилась обо всём.
Снежа уселась к нему на колени. Он обнял её и окунулся лицом в её густые, дурманом пахнущие волосы.
— Я с ума схожу без тебя, — проговорил Трувор, забывая обо всём на свете…
Ночью он вдруг проснулся. Внезапно, будто кто-то толкнул в бок. Долго глядел в потолок. Ломило сердце, видно, сказались дорога и переживания. В горнице было душновато, как бывает перед грозой. Мерно посапывала Снежа.
Трувор встал, подошёл к кадушке, зачерпнул ковшом воды, выпил. Боль не проходила. «Пойду, подышу свежим воздухом, сердце само успокоится», — подумал он и в белой длинной рубашке направился к двери, без скрипа открыл её, вышел на крыльцо. Ночь окутала его приятной прохладой. Сердце билось сильно и неровно, но боль, кажется, начинала отступать.
Внезапно Трувору послышался какой-то шум в кустах. «Собака, наверно, осталась ночевать», — подумал он. Вдруг недалеко метнулась тень, и, прежде чем он успел что-то сообразить, перед ним возникла какая-то фигура, качнулась в его сторону, и он почувствовал резкую острую боль в затылке.
«За что?» — хотел он спросить, но вместо слов из горла вырвался хрип. Трувор откинулся назад и увидел, как огромное звёздное небо страшно сдвинулось и опрокинулось куда-то вбок. Глаза застлала непроглядная темень.
— Это ему за Вадима! — услышал он злой, резкий голос, и всё ушло от него.
VII