Князь Рюрик

   — И что же они говорят?

   — Считают, что в лесах укрылось значительное число бодричей, а остальные сбежали к лютичам.

   — Вот как! А кто же сбежал?

   — Основное войско во главе с князем Рериком.

   — Считают — струсили?

   — Да нет, думают, пошли за подмогой.

   — Интересно, интересно. Тогда кто же, по-ихнему, остался в лесу?

   — Те, кто вырвался из столицы во главе с правителем Дражко.

Рерик удовлетворённо хмыкнул: оказывается, немногое знает о них противник!

   — С какой целью сосредотачиваются войска в Туре?

   — Внезапно напасть на лесных разбойников и разгромить.

   — Много ли воинов в Туре?

   — Две тысячи.

   — Когда собираются выступить?

   — Сначала хотели неделю назад. Но не успели подвезти снаряжение и продукты.

   — А теперь готовы?

   — Да.

   — Тебе известен день нападения?

   — Нас известили, что сначала отпразднуем какой-то большой христианский праздник, а потом войдём в леса.

   — Какой же это праздник?

   — Не знаю. Я предан старой вере и креститься отказался.

   — А праздновать стал бы?

   — Почему бы и нет? Народу что? Дай вина вдоволь и скажи, что сегодня какой-то праздник, погулять никто не откажется.

Рерик посмеялся практичной сметливости пленного, спросил:

   — Когда начнётся веселье в Туре?

   — Через три дня. Меня расстреляют?..

На совещании сотских было принято решение: напасть на отряд саксов в Туре на другое утро христианского праздника. Постановили задействовать все наличные силы. Разработали пути, по которым отряды выходили к посёлку. Чтобы сведения каким-либо путём не достигли ушей противника, о предстоящей операции знали только военачальники.

К Туру подразделения шли глухими лесными тропами, обходя деревеньки и посёлки. Августовская ночь выдалась безоблачной, небо полосовал звездопад. Подступавшая осень прогнала комаров, идти было легко и даже приятно. В конце ночи Тур был окружён со всех сторон.

Едва стала разгораться утренняя заря, Рерик приказал запустить вверх огненную стрелу — сигнал для атаки. Воины кинулись вперёд молча, с ожесточением и злобой. Саксов заставали в домах, сараях, палатках, рубили и резали сонных, пьяных, совершенно растерянных и не разумеющих происходящего. Лишь кое-где противнику удавалось на какое-то время сорганизоваться, выстроить линию обороны или образовать круг для отражения нападения, но на них тотчас обрушивались ватаги разъярённых, вкусивших кровь лесных воинов. Скоро всё было кончено.

Рерик объезжал поле сражения и удивлялся беспечности командования отрядом. Как будто находились не в чужой стране, не на войне, а остановились на ночёвку для рыбалки или перед охотой. Ни ограждения из частокола, ни рва, ни вала — ничего! Что значит ощущение лёгкой победы, убеждение, что враг разбит, разобщён, приведён в состояние разложения, растерян, стал слабым и беспомощным. Вот и поплатились!

После такой победы Рерик решил действовать более решительно. Каждый день посылались по разным направлениям воинские десятки. Вернувшись с задания, отдыхали сутки и снова отправлялись на поиск. Скоро прилегающая территория была очищена от противника, усиленные подразделения уже действовали под Рериком.

Нападения на отряд саксов, собиравших дань с населения, во многом обеспечивали отряд необходимым продовольствием. Кроме того, бодричские леса изобиловали оленями, ланями, дикими лошадями, медведями, кабанами, всевозможной дичью; реки кишели рыбой. Чем могли, делились с лесными воинами селяне: они несли масло, коровье и козье молоко, баранье и козье сало, мёд, фрукты и овощи.

Воины получали пищу в достатке.

Рерик сильно уставал за день и вечером нетерпеливо спешил в свою землянку. Там его встречала Ильва. Увидев его, она спешила к нему навстречу, на ходу вытирая руки о фартук. Её глаза были устремлены на него, полные любви и женской преданности. Она падала ему на грудь, и он гладил её по волосам, спине. Некоторое время они молчали, находя в молчании наилучшее выражение своих чувств, потом она вела его за стол, угощала, что сумела приготовить.

Затем они шли гулять в лес, выбирали места погуще, целовались, будто юные влюблённые.

Любила она его водить на свою заветную тропинку, которая вилась от лагеря к лесной речке. Была тропинка как тропинка, вилявшая среди разнотравья луга, но разрослись вдоль неё деревья и кустарник, образовав обрамленный зеленью тенистый проход, в глубине которого красовалась тёмно-зелёная гладь воды, у берега усеянная плавающими кувшинками и торчавшим камышом. Ильва попросила воинов соорудить здесь скамейку, они проводили на ней многие вечера. Он садился, а она притулялась рядом, положив голову на колени мужа. Он смотрел на неё сверху, и каждая черта её лица вызывала в нём восторг и умиление. Он гладил её густые волосы, любовался чистым, свежим лицом, с которого быстро стиралась дневная усталость, следил за длинными ресницами, прикрывавшими полные молодого блеска большие голубые глаза. Целовал её ладони, затвердевшие от работы в лечебнице, постоянного приготовления лекарств, ухода за ранеными. Ильва, Ива, Ивушка!