Князь С. Н. Трубецкой (Воспоминания сестры)

В субботу 16 мы были в Элевзисе. Одна половина экскурсантов поехала утром на лошадях по священной дороге, — другая по железной дороге с тем, чтобы поменяться на обратном пути. Я избрал последнее. Странное впечатление — прочитать "Элевзис" на маленькой станции — меньше нашей "Климовки" (Климовка — полустанция по Курской дороге (на пути в Меньшово) переименованная впоследствии в Гривно.), домик с двориком под крышей из живого винограда с гроздьями, которые можно рвать прямо с потолка. Экипажи уже приехали и ждали нас. Мы обошли развалины громадного храма, расположенного террасами на берегу очаровательной бухты. Кругом деревня, поля, оливки и море, которое глубоко врезается в берег. На заднем плане холмы, которые отделяют Элевзис от соседей. От храма уцелело только основание и обломки, по которым виден отчасти архитектурный план, видны основания колонн и их обломившиеся капители, триглифы и т. д. По этим кусочкам можно при помощи объяснений строить себе в воображении нечто очень величественное. Но для того надо много потрудиться. Нужно стать археологом-архитектором, вроде Дерптфельда, которого мы слушаем в Афинах (Проф. Дерптфельд прочел экскурсантам 2 лекции: 1) о раскопках в Трое, 2) о том, что Итака Одиссея не есть Итака, а Левкадия. Лекции иллюстрировались снимками, которые демонстрировались при помощи волшебного фонаря.) а кругом такая ласкающая красота этой дивной бухты, совсем голубой, такого голубого цвета, какой в других местах только на небе бывает, и так чувствуется прозрачность воды, что археологическим изысканиям предаваться не хочется. И, тем не менее, всё-таки и развалины влекут к себе и невольно к ним возвращаешься, когда толпа уходит. Это кладбище богов, и все эти обломки колонн, даже с внешней стороны похожи на какое-то кладбище. И вместе с тем, — будь ты археолог или нет, одни эти обломки колонн невольно заставляют твое воображение продолжить их очертание, иногда они прямо грезятся, и перед тобой встает воздушный призрак. С развалин мы, конечно, пошли купаться, а потом завтракать. Завтрак был заказан на славу. В Афинских кухмистерских нас кормят чорт знает чем, хотя и дешево, а тут все натуральное — яйца, жареные на вертелах целые бараны, салат из томатов, дыни, виноград и вино со льдом. С Одессы мы не собирались ни разу все вместе и при том в деревне. Все развеселились, и сразу началось какое-то неудержимое веселье, gaudeamus, русские песни и под конец трепак в присядку. За дорогу успел спеться и подобраться отличный хор, есть несколько прекрасных голосов и три умелых регента: трудно описать, что это было. Элевзис, во всяком случае, такого вакхического веселья с древних времен не слыхал. Кругом собралась толпа смотреть и слушать, нас угощали, а под конец, когда завтрак кончился, с нас так и не приняли денег. Затем разошлись — кто пошел в Афины пешком (20 верст), кто опять купаться, ловить губки, морских гусей и змеевиков, а мы вернулись по жел. дороге. Извозчики не дождались, и уехали пустые, так что священной дороги мне видеть не пришлось. (Дорогу эту описал А. И. Анисимов. ("Экскурсия студенческого Общества в Грецию", Москва 1904 г.).

"Священная дорога в Элевзис… В древности ежегодно осенью по ней двигались священные процессии к морю. Путь лежит все время среди лесистых гор и отличается редкой красотой, особенно в том месте, когда между расступающихся скал на вас вдруг глянет смеющееся изумрудное море. Остатки древнего святилища, даже в теперешнем их виде, когда на месте сохранились лишь фундаменты храмов, базисы колонн, да мраморные плиты священной дороги, дают полную возможность восстановить в воображении великолепную картину былого величия Элевзиса, расположенного на береговой возвышенности, храмы поднимались друг над другом по направлению к морю и на его лазурном фоне, сливающемся с синевою дальних гор, должны были производить впечатление мраморного колосса, вздымающегося высоко к небу целым лесом колоннад. На самой вершине каменистого холма, где помещался прежде когда-то древний Акрополь, теперь одиноко высится маленькая старинная греческая церковь"…). Вино со льдом мне, однако, даром не прошло. Ночью у меня сделалась холерина с адскими судорогами в ногах. Я разбудил Огнева, который моментально сделал мне компресс и заставил растирать ноги… К утру послали за другим доктором, Балиновым (из Мещерского), который оказался удивительно милым и энергичным прекрасным врачом. Я так ослаб, что не мог говорить и даже двинуться. Тем не менее, общим советом решено было, что мне все-таки лучше быть, даже больному, на пароходе, среди врачей, в дивном воздухе, чем в Афинах, где пыль, духота и шум невообразимые. Вечером меня спустили в коляску и с Иваном отправили в Пирей на пароход, а там моментально уложили в каюту"…

Это военное судно "Канарис", данное греческим правительством в наше распоряжение. Мне на море сразу стало лучше, и силы вернулись — я заснул и проснулся утром в Коринфском заливе.