"Вот уже четвертый день, что я в Афинах, — писал он, — и еще толком ничего не видал — все бегаю с официальными визитами. Ты не можешь себе представить, что за чудной народ греки. Наш приезд (в этот курятник) политическое событие первостепенной важности. Сперва в нашу честь хотели иллюминовать Акрополь и представлять Эврипида в театре Диониса. Но потом решили, что это все происки Королевы, России и Славянства, и что такого национального позора, как торжественный прием нашей экскурсии перенести нельзя. Одна газета предлагала в день нашего приезда закрыть все магазины в знак национального траура, другая — освистать нас, третья — разместить по клоповникам и кормить тухлой икрой. Всех лиц, которые стояли за наш прием, предлагалось шельмовать и ругательски ругали.
Ко всему этому примешалась какая-то филэллинка, графиня Ина Капнист, которая начала агитацию в нашу пользу с каким-то Пестанжогло, и в результате получился кавардак!.. Правительство испугалось, с одной стороны, все официальные встречи, спичи, приветствия, представления, иллюминацию отменили, с другой — испугались, что это нас и Россию обидит, и сделали всё возможное, чтобы искупить свою вину. Премьер-министр приезжал ко мне извиниться и долго, запутанно объяснял, что они слишком поздно узнали, и не успели и т. д. Я слушал милостиво и прощал.
Правительство предоставило в мое распоряжение особенный военный корабль, на котором мы будем плавать вокруг Греции от воскресения до пятницы, и по пути посетим Дельфы, Олимпию, Навплию, Коринф и т. д. В Олимпии в нашу честь будет дан праздник от археологического общества (на казенный счет). Полицеймейстер приставил ко мне для особых поручений особого городового, который состоит при моей особе, а министр — директора департамента древностей.
Газет здесь нет числа, и все нас ругали: но затем наступил поворот. Сперва полаяли, а потом завиляли хвостами. В каждом номере об нас статьи, известия, заметки. Корреспонденты ходят за мной, как собачки, и теперь только кому-нибудь что-нибудь скажешь, сейчас подхватывают и на другой день пишут чорт знает что. Сперва ругали всех, потом написали, что я несомненно богат и филэллин; потом, что все русские студенты филэллины; потом, что я в дурных отношениях с моим правительством; потом, что все студенты в дурных отношениях с правительством, и что потому нас надлежит вдвойне чествовать. В начале писали: "Позор благополучно миновал", — когда была отменена торжественная встреча, а теперь бегают за студентами и пишут статьи об их занятиях, впечатлениях, о их необычайном приличии, их костюмах, пище и шляпах. Описывают, как они купаются, и виноград едят, описывают мою, внушающую уважение, наружность и даже написали, что я ношу "чудовищную панаму", которая должна стоить по меньшей мере 5.000 франков. Я сам это читал и здешний charge d'affaires просил ему показать эту редкость. Должен покаяться, что вид у меня растерзанный, но это только прибавляет ко мне уважение со стороны властей, когда они ко мне являются. Не беспокойся, однако, когда я езжу с визитами, я бываю tout ce qu'il y a de plus приличен (сюртук и фланель) и изъясняюсь на таком французском языке, какого здесь не слыхали. Все это чрезвычайно комично, но бесило меня, потому что все бегают по древностям, а я занимаюсь визитами. Надеюсь, кончил сегодня представлением диадоху (наследнику). Пока я успел видеть лишь музей и акрополь при закате солнца. И то и другое, а в особенности акрополь, превзошли мои ожидания. Мне кажется, — я видал виды красивее, но никогда не видал пейзажа более одухотворенного. Конечно, тут большую роль играют воспоминания: но, во-первых, эти воспоминания материализируются здесь во всех очертаниях местности и в памятниках, а во-вторых, и это — общее место, — ландшафт, линии гор и скал и вырез островов сами имеют здесь архитектурную красоту. Кроме того, я нигде такой дали как здесь не видал — в одно и то же время и синей и прозрачной. Это именно волшебная даль. Здесь я впервые понял, что такое этот "воздух" греков, который является какою-то видимой, живой, одухотворенной стихией.
Жарко здесь очень, но жара переносится несравненно легче, чем у нас, потому что нет тяжести и духоты. Каждый день у нас делится на две части: от 7-12 и от 4-х час. вечера. В это время студенты, разделившись на 3 группы, с тремя специалистами во главе, осматривают древности с величайшим неутомимым рвением, несмотря на палящее солнце. Романович с С. Глебовым и другими ходят на Акрополь смотреть восход солнца. С 12 до 4-х отдых, обед и купание в Фалероне (1/2 час. по трамваю). В море 25° Реомюра и после купания окатываются свежей водой. Более синего моря я не видал. Купаюсь ежедневно и чувствую, что это мне полезно — несмотря на жару и суету я устаю несравненно меньше, нежели в мои поездки в Москву.