Князь советский

Но все обошлось: у Иверских ворот Нина предъявила пропуск и вышла на немощеную, подмерзшую за ночь Красную площадь.

Над кремлевской стеной развевался алый флаг; на шпилях древних башен золотились едва различимые в тумане царские орлы – большевики пока еще до них не добрались. На другой стороне площади, на здании ГУМа, подрагивало и пузырилось полотнище с изображением Ленина – круглоголового вождя в буржуазном костюме и галстуке. Огромный, великий и вечный, как фараон, он с грустью смотрел на свою собственную гробницу, сделанную в форме усеченной пирамиды. Странный выверт истории – в двадцатом веке в России возродились обычаи Древнего Египта.

Нина поднялась на трибуну и села с краю на деревянную скамью. Вроде никто не обратил на нее внимание.

Постепенно собирались иностранные гости: европейцы и американцы, индийцы и арабы, но больше всего было китайцев – Нина даже узнала нескольких старых знакомых, которые ехали с ней через пустыню Гоби. Вроде они отнеслись к появлению Нины как к должному.

Все переговаривались, дули на озябшие пальцы и пытались найти более удобное место для фото– и киносъемки. Высокий сутулый мужчина в пенсне ходил между ними и на разных языках спрашивал, как дела и нет ли у дорогих гостей каких пожеланий.

– А вы кто будете? – дружелюбно осведомился он у Нины.

Она сделала вид, что не понимает его. Этот тип сразу ей не понравился: худой, с аккуратной русой бородкой и утиным носом, он напоминал зловредного спальника из сказки о Коньке-Горбунке.

Потоптавшись рядом, товарищ в пенсне сел на лавку позади Нины, и она услышала, как он спросил у кого-то:

– Кто это такая? Вон та – в красной шубе.

– Не знаю, товарищ Алов, – ответил молодой голос. – Я ее не припомню.

– Надо выяснить!

Наверняка это были агенты ОГПУ, и Нина уже проклинала себя за то, что пошла на поводу у Магды. Вдруг этот Алов попросит у нее документы? Вдруг кто-нибудь из китайцев доложит ему, что она не иностранка?

На трибуны вышли члены правительства, и иностранцы, повскакав с мест, защелкали фотокамерами. Нина понятия не имела, кто из вождей кто, но на всякий случай тоже сфотографировала их – вдруг они пригодятся Магде? Было странно, что все они оказались маленькими и неказистыми, – и тем нелепее смотрелась на них полувоенная форма: словно провинциальные счетоводы решили нарядиться в героев войны.

К Алову подскочила женщина с тонкой папкой и что-то зашептала ему. Нина разобрала слова «Троцкий» и «стихийные выступления».

– Вот дьявол! – пробормотал Алов и, сбежав вниз по лестнице, затерялся среди солдат, стоявших в оцеплении.

У Нины немного отлегло от сердца. Она решила, что сделает несколько снимков и уйдет подобру-поздорову.

На Спасской башне заиграли колокола, и с прилегающих улиц донесся мощный гул человеческих голосов:

– Ура-а-а-а! Ура-а-а-а!

Под звуки «Интернационала» на площадь потекли первые колонны демонстрантов.

2.

На столбах надрывались репродукторы:

– В великий праздник, равного которому не было во всей истории человечества, наша первая мысль о Ленине – вожде победоносных пролетарских колонн, бесстрашно пошедших на штурм капиталистических твердынь!

Шли кавказские джигиты, броневики, вооруженные рабочие, Красный Крест, пионеры… Флагов было столько, что Красная площадь действительно становилась красной.

«Слава механизации!» – читала Нина надписи на транспарантах.

«Да здравствует победа пролетарской революции о всем мире!»

«Вторая автобаза, даешь знамена Октября!»

Члены правительства улыбались, отдавали честь и снисходительно махали демонстрантам ладонями, затянутыми в кожаные перчатки.

С мавзолеем поравнялась колонна молодых людей – по всей видимости, студентов. Они остановились, и через мгновение над их головами развернулся транспарант: «Долой Сталина!»

Оркестр смолк, и на площади повисла такая тишина, что стало слышно, как чирикают воробьи, слетевшиеся на свежие конские яблоки.

– Да здравствует Лев Троцкий! – выкрикнул звонкий мальчишеский голос. – Долой оппортунизм и раскол в партии!

– Ура-а-а! – нестройно подхватили его товарищи.

Со всех сторон к ним ринулись милиционеры.

Нина подняла камеру и сделала снимок. Иностранцы вокруг нее тоже защелкали фотоаппаратами.

– Нельзя снимать! Прекратите! – заорал кто-то.

Перепрыгивая через две ступеньки, на трибуну взлетел Алов. Его блуждающий взгляд остановился на Нине.

– Не снимать! – рявкнул он и вырвал у нее фотокамеру.

– Вы что делаете?! – позабыв об осторожности, ахнула Нина. – Отдайте!

– Ты русская, что ли? – Алов схватил ее за плечо. – Ты как здесь оказалась? Ты кто вообще такая?

Нина вырвалась и, не помня себя, побежала вниз.

– Держите ее! – крикнул Алов, но милиции было не до Нины: перед Мавзолеем завязалась ожесточенная драка.

3.

Нина целый день бесцельно бродила по городу, не зная, куда податься. Возвращаться в номер было нельзя: чекисты наверняка уже вычислили, кто она такая и где живет. В глазах ОГПУ белогвардейская дамочка, снимавшая выступление троцкистов, могла быть только шпионкой, и Нину ждал неминуемый арест.