Князь советский

Магду было жалко: как она будет обходиться без камеры и без переводчицы? К тому же Алов наверняка будут допрашивать ее насчет Нины. Дай бог, чтобы ее саму не заподозрили в шпионаже!

Оказалось, что пока на Красной площади проходил парад, в городе начались волнения: сторонники Льва Троцкого передрались с милицией и внедренными в праздничную толпу провокаторами. У Елоховского собора вся мостовая была залита кровью: там дружинники напали на колонну оппозиционеров и жестоко избили их.

Из столицы надо было бежать, и Нина решила, что купит билет до станции, до которой хватит денег, а там на месте разберется, как доехать до Владивостока. Но на вокзале ей сказали, что на ближайшую пару месяцев билеты распроданы.

Нина вышла на площадь и села в первый попавшийся трамвай. Куда теперь ехать? Где ночевать? В парке на лавочке? Если удастся найти угол, то скопленные деньги уйдут меньше, чем через месяц. А дальше что?

– Товарищи, за проезд передаем! – надрывался кондуктор, продираясь сквозь плотный строй пассажиров. – Билеты – восемь копеек.

Нина сунула руку в карман и похолодела – кошелька в нем не было.

Держась за ременную петлю, кондуктор навис над Ниной.

– Ну что, за проезд платить будем?

– У меня кошелек украли…

Он грубо схватил ее за воротник.

– Тогда слазь с трамвая! А то ишь – барыня выискалась: как в парче-бархате ходить – она первая, а как за билет платить – так у ней копейки не допросишься!

– Да она, чай, с любовником поссорилась, – усмехнулся стоявший рядом голубоглазый красноармеец. – Она ему не дала, а он ей тоже не дал… в смысле денег.

Пассажиры засмеялись.

Нина протолкалась к выходу и, когда трамвай замедлил ход, спрыгнула с подножки в грязь.

Уже стемнело. Где-то в глухих дворах выли собаки; уличные фонари не горели, и только в распахнутых дверях маленькой церкви видны были желтые огоньки свечей.

«Ну вот и приехала – никаких мне Владивостоков, никакого Китая, – в тоске подумала Нина. – Завтра с голодухи продам шубу, а потом утоплюсь в Москва-реке».

Она постояла, посмотрела кругом блуждающим взглядом и направилась к храму. Может, оттуда не выгонят?

Внутри никого не было – только причетник в мягких валенках ходил от лампады к лампаде и подливал в них масло.

– Бессовестный ты человек! – вдруг рассердился он на кого-то. – Входя в храм, шапку снимать надо!

Нина оглянулась и увидела давешнего голубоглазого красноармейца.

– А я баба, – осклабился тот и распахнул полы шинели. – Хошь проверить?

Причетник попятился.

– Господи-помилуй… Ну у тебя и рожа!

Лицо у бабы-красноармейца действительно было такое, что в ней трудно было узнать женщину: бровей нет, горло провисло, передний зуб наполовину сломан. Наверняка она пила – и много.

Нина подошла к иконе Николая Угодника – покровителя тех, кто попал в беду.

– Помоги мне, грешной и унылой, в настоящем сем житии…

Пока Нина молилась, голубоглазая баба стояла у нее за спиной и в упор разглядывала ее.

– Тебя как звать? – наконец спросила она.

– Нина.

– Правда, что ль? А меня тоже! Только я это имечко не люблю – меня все Шило зовут.

Она погладила золотистого дракона на Нининой спине.

– Шубка у тебя знатная. Любовник подарил?

Нина покачала головой:

– Сама сшила.

– Так ты из рабочих? А любовник у тебя не из Мосторга? Я знала одного директора аптеки, так он своим бабам чего только не дарил: и презервативы, и клизмы… Очень душевный был товарищ – правда, его потом расстреляли за хищения.

– У меня нет любовника, – сказала Нина.

– А кто есть? Муж, что ли? – Шило округлила глаза и понимающе закивала. – Так его арестовали, да? С конфискацией имущества? Милиция сейчас как с цепи сорвалась: всех спекулянтов хватает без разбору. Статья сто седьмая Уголовного кодекса.

Нина не стала спорить – баба явно была сумасшедшей.

– Слушай, продай мне свою шубку, а? – попросила Шило. – Уж очень она мне нравится.

– Мне больше не в чем ходить.

– Ну давай меняться! Я тебе пальтишко добуду и еще деньгами заплачу.

– Гражданочки, мне церковь закрывать надо, – подал голос причетник.

Шило схватила Нину за руку:

– Пойдем сейчас ко мне – я все устрою!

– Куда?

– Переночуешь у меня. Тебе ж все равно некуда идти.

Нина в изумлении оглянулась на икону – Святитель Николай и вправду сотворил чудо.

4.

Шило привела Нину к старинному монастырю, выстроенному посреди города. Над окованными железом воротами покачивался фонарь, и слабый огонек время от времени выхватывал из темноты надпись на вывеске: «…трудовой дом имени…»

От голода и усталости в Нине перегорели все чувства – даже страх. Ей было все равно, куда ведет ее Шило, – хоть в монастырь, хоть в ночлежку.

Шило тихонько постучала в боковую калитку:

– Захарка, отпирай!

В зарешеченном окошке мелькнула чья-то голова.

– Шило, ты?

– Ну!

– А это кто с тобой?

– Швея. Федор Степаныч просил найти.

Лязгнули запоры, и калитка распахнулась.

– Заходите.

Под низкой каменной аркой была устроена караулка, едва освещенная керосиновой лампой.

Привратник, молодой крепкий солдат, недоверчиво посмотрел на Нину.

– Документ покажь!

– Нет у нее, – отозвалась Шило и, выудив из кармана Нинин кошелек, отсчитала привратнику пару рублей.