Клима тоже поразил внешний вид саботажников. Он невольно поддался настроениям коллег и заранее представлял обвиняемых как фанатичных и грозных людей, не побоявшихся рискнуть жизнью и бросить вызов большевистской системе. Но вместо гордых демонов контрреволюции на скамье подсудимых оказались потрепанные и насмерть перепуганные обыватели с бегающими глазами. Хватай на улице полсотни случайных прохожих, сажай в камеру и получишь такие же жалкие физиономии.
– Встать, суд идет! – громыхнуло из репродукторов.
Голоса моментально стихли. Судьи, одетые кто в костюмы-тройки, кто в полувоенные френчи, поднялись на сцену и уселись в кресла с высокими спинками. В свете юпитеров шляпки гвоздиков на кожаной обивке сияли вокруг судейских голов как странные квадратные нимбы.
Согласно ритуалу, зал пропел Интернационал и заседание началось.
Во время бесед с Вайнштейном я изредка позволяю себе наивные вопросы:
– Как вы думаете, во сколько обошлись контрреволюционерам вербовка вредителей, затопление шахт и поломка оборудования? Ведь речь, кажется, идет о миллионах.
Вайнштейн скорбно кивает и сетует, что враги ни перед чем не остановятся – лишь бы нагадить молодому советскому государству.
Я продолжаю недоумевать:
– А почему они вложили эти миллионы не куда-нибудь, а в город Шахты, который и на карте-то не сразу найдешь? И на какой результат они рассчитывали? Ну навредили, ну подорвали промышленность в нескольких населенных пунктах – а дальше что?
Но у Вайнштейна все сводится к проискам империализма или, если хотите, дьявола: его пути неисповедимы, так что не надо искать логику в его действиях.
Затевая Шахтинский процесс, большевики явно рассчитывали на действо, напоминающее «Чудо Георгия о Змие»: социалистическое Добро пронзает копьем капиталистическое Зло, девы рукоплещут, в воздух летят чепчики. Но вместо этого мы видим метание мышей в ведре, под которым развели огонь. Поражает абсурдность всего происходящего: врут все – и обвиняемые, и обвинители, и судьи, и пресса.
Не было предъявлено никаких доказательств, кроме признаний подсудимых. Никто из них не может назвать ни имена заказчиков, ни конкретные обстоятельства диверсий – ничего!
Мои коллеги страшно разочарованы – «процесс века», которого все так ждали, оказался полной бессмыслицей, лишенной мало-мальской состязательности и интриги. Это просто тупое избиение связанных пленников, которые молят о пощаде и пытаются увернуться от очередного удара.
Из всех подсудимых лишь несколько инженеров старой закалки ведут себя достойно, и отвергают все обвинения. Остальные слезно каются и рассказывают о себе в таких словах: «мое капиталистическое детство», «будучи классовым врагом в рабочей среде», «в моем окружении, состоящем из подлых контрреволюционеров» и т. п.