Князь Света. Порождения Света и Тьмы

Полюбуйтесь, однако, на уникальное, только что возникшее явление: Оргазмотрон Плежа-Комп – компьютерный оракул, который в состоянии ответить на безбрежный океан запросов, – и так и сделает, но только с удовольствием, пока пользователь сможет его должным образом стимулировать. Многие ли из вас входили в программно обеспеченный будуар, чтобы поднять и уладить важнейшие вопросы, и обнаруживали, как быстро пролетает время? Совершенно верно. Кентавр навыворот, то есть человек ниже пояса, секс-комп этот представляет лучшее из обоих миров в их слиянии. За всем этим фоном кроется любовная история – о том, как входит в Комнату Вопросов мужчина, чтобы спросить у тамошней машины о своей возлюбленной в настоящем и будущем. Такое случается всюду, всегда, и не часто отыщешь еще что-либо столь же нежное. Подробнее об этом потом.

Глава делегаций

И вот появляется Гор, он видит на стене Бронзу, останавливается и молвит:

– Открывай эти проклятые ворота или я вышибу их!

На это Врамин бросает через стену:

– Не я закрывал их, не мне их и отворять. Входи как знаешь или глотай пыль.

Гор вышибает тогда ворота, чему Мадрак слегка дивится, и поднимается по винтовой лестнице на самый верх самой высокой башни. Войдя в комнату, он не слишком-то дружелюбно оглядывает поэта и воина-жреца и спрашивает:

– Кто из вас не давал мне войти?

Оба шагают вперед.

– Два дурака! Знайте же, что я – бог Гор, явившийся прямо из Дома Жизни!

– Извини, что нас это не очень-то впечатляет, бог Гор, – говорит Мадрак, – но и нам никто, кроме нас самих, не давал войти сюда.

– Как называть вас, мертвецы?

– Врамин, к твоим услугам – более или менее.

– И я, Мадрак.

– А! Я немного наслышан о вашей парочке. Почему вы здесь и что это за падаль на столе?

– Мы здесь, ваше благородие, в основном потому, что больше нас нигде нет, – говорит Врамин, – а на столе, как ты видишь, два человека и жаба, и каждый из них, должен заметить, лучше тебя.

– Дешево достаются затруднения, – говорит Гор, – хотя расплатиться за них может оказаться и не по силам.

– Что, хотел бы я знать, привело столь скудно одетого бога мести в эту золотушную дыру? – спрашивает Врамин.

– Ну как же, конечно, месть. Не попадался ли в последнее время на глаза кому-либо из вас, бродяги, Принц-Который-Был-Тысячью?

– Не кривя душой, скажу, что нет.

– И я.

– Я здесь, поскольку ищу его.

– Почему здесь?

– Один оракул счел, что это подходящее место. И хотя я не в восторге от перспективы сражаться с героями – а я знаю, что вы таковы, – кажется мне, что должны вы принести извинения за то, как меня встретили.

– Ты рассуждаешь вполне по-божески, – признает Мадрак. – Знай, что были мы взбудоражены недавней битвой и что провели несколько часов в весьма раздосадованном расположении духа. Может, мы хлебнем доброго красного вина, дабы подтвердить наши чувства, – тем более что, вне всякого сомнения, это единственная фляга подобного напитка во всем этом мире?

– Этого хватит, если оно не из плохих.

– Повремени тогда чуток.

Мадрак вытаскивает свою баклагу, делает из нее большой глоток, чтобы показать, что с нею дело чисто, без подвохов, и задумчиво оглядывает комнату.

– Подобающий сосуд, сэр, – говорит он и берет лежащий на столе перевернутый кубок. Протерев его чистой тряпицей, он наполняет его вином и протягивает богу.

– Благодарю тебя, воин-жрец. Я принимаю его с теми же чувствами, с которыми ты мне его предлагаешь. А что же это была за битва, которая до того вывела вас из равновесия, что вы позабыли даже о простой вежливости?

– Была это, кареглазый Гор, битва при Блисе – между Стальным Генералом и одним типом, которого прозывают Вэйким Скиталец.

– Стальной Генерал? Невозможно! Он мертв уже много веков. Я лично сразил его.

– Многие успели сразить его. Но никто не победил его.

– Эта груда металлолома на столе? Неужели это и в самом деле Князь Восставших, который предстал однажды в битве предо мною как истинный бог?

– Еще не было тебя, Гор, на свете, а он уже был могуч, – говорит Врамин, – и когда позабудут люди Гора, по-прежнему не исчезнет Стальной Генерал. Не важно, на чьей стороне он сражается. Побеждает он или проигрывает – все равно, он – это сам дух восстания, который никогда не может умереть.

– Не нравятся мне эти разговоры, – говорит Гор. – Наверняка, если бы кто-то разобрал его на части и уничтожил их все до единой, а потом рассеял останки по всему космосу, он перестал бы существовать.

– Было с ним и такое. И веками собирали последователи его по частям и в результате собрали заново. Этот тип, Вэйким, подобного которому мне никогда не доводилось видеть, – говорит Врамин, – заявил почти то же самое перед фугированной битвой, которая потрепала мир. Единственное, что удерживает их от опустошения – извини за невольную тавтологичность этой фразы – и этого мира, Марачека, – это наложенный на них запрет выходить из временного шока.