Князь Святослав

– Эти безумцы, князь, люди подлого звания, еретики, называемые богумилами. Отпавшие от истинной нашей церкви, проклятые ею и вошедшие в раздор с властями и даже со здравым смыслом. Суеверие черни. Вреднейшие болтуны. Эту болезнь нашего века мы вытравили у себя, теперь она расплодилась под рукой смиренного и оплошливого Петра. А этот оборванец – один из их «учителей». Хвастун и бунтовщик. Такие называются у них «совершенными». Не приведи господи, князь, если они, пользуясь случаем, совьют здесь гнездо, расплодятся, как вши. От них не жди добра, ни послушания, ни налогов, потому что все они лентяи и попрошайки. Прикажи, князь, посадить этого еретика опять в подземелье. Только там ему и место.

– А каковы они на войне?

– Войну они презирают. Дескать – все люди должны жить как братья. Безмозглое, бессмысленное отребье… Для них нет ничего ни благородного, ни высокого на свете. Даже всякую власть считают пагубной.

– Это в самом деле… опасно. Народ без власти – стадо без пастуха, как вол без ярма, как войско без полководца. Не понимаю. И в самом деле – бесплодные бродяги. Пусть этот пока посидит здесь и одумается. Время придет – я с ним поговорю.

Когда князь уехал, Калокир со своей свитой окружил в тесном переулке Душана, за которым все еще следовали люди, велел его связать и бросить в подземелье. Вплоть до вечера на улицах города раздавался плач, люди рвали на себе одежды, заламывали руки и взывали:

– Учитель, приди! Не оставь нас, бедных сирот, одинокими, в скорби!

Глава 12 Славянские встречи

Однажды вечером, обсуждая со своим советником Калокиром болгарские дела, князь вдруг вспомнил о Душане и сказал:

– Расскажи подробней, мой друг, о вредных намерениях этих нищих, одного из которых ты, без моего ведома, засадил в подземелье.

Калокир ответил:

– Пресвитер болгарский Козьма всего вернее определил их природу. «Они учат паскудству, – пишет этот благочестивый пастырь нашей веры, – учат не повиноваться властям, хулят богатых, ненавидят царя, оскорбляют старейшин, проклинают бояр, ворчат, брюзжат». И это верно. Я хорошо изучил их нрав. Они считают плохими всех, кто работает на знатных, и всякому рабу внушают, что не надо угождать господину, дескать, у Бога все равны. Наша церковь осудила их как вероотступников. Сами они называют себя богумилами, по имени совратителя всех их в ересь попа Богумила. Они враги порядка, ослушники, злые люди, завистники, бездельники, проповедники. Не советую, князь, даже любопытствовать. Просто вели посадить оборванца на кол.

– Я полонил немало земель и видел жизнь разных народов. Все хотят обогатиться, властвовать. А тут – наоборот. Удивительно! Я разговаривал со многими учеными, особенно с арабами. Бедность они презирают. Роскошь в их стране – порука почету, как и у вас – ромеев. Жадность торговцев русских, хазарских и прочих всем известна. Один вид золота расширяет их зрачки. Но людей, сознательно презирающих богатство и власть, я встречаю только здесь и впервые. Приводи Душана, я хочу узнать, что он любит на земле больше всего и чего добивается.

И вот приведен был к князю Душан, растерзанный, с неистовым блеском глаз. Он держал под мышкой пергамент. Держал его крепко, точно это была главная драгоценность в его жизни. Умные глаза Душана щупали князя бесцеремонно, без робости и искательства, с затаенным любопытством. Он внимательно рассматривал скромную домашнюю обстановку князя и, видимо, остался доволен. На его серьезном лице появилось что-то вроде затаенной похвалы. Князь ждал, когда тот заговорит, но Душан тоже ждал.

– Благородный ромей Калокир доложил мне, что ты, Душан, подстрекал не повиноваться моим распоряжениям, призывал народ к бесчинству. Откуда такая дерзость? Отвечай правду, иначе голова твоя покатится с плеч. Я не милую ослушников, не понимающих своей же пользы.

Душан несколько подождал, не прибавит ли князь еще чего-нибудь к своей речи. Спокойствие его было прежним, невозмутимым.

– Ты, князь, напрасно пугаешь меня лишением жизни. Ты, видно, привык видеть дрожь в ногах и бледность на лице у своих бояр, когда оказываешь им немилость. Но угроза не страшна тому, кто жизнь считает кратковременным и невеселым плаванием по морю житейскому.

Святослав даже вздрогнул от удивления.

– А разве тебе чужды блага и радости жизни?

– Есть единственное благо жизни – исполнение долга.

– Вот я посажу тебя на кол, что тогда будет с твоим долгом?

Душан кротко усмехнулся:

– Я приму это с утешением, что в мой короткий промежуток жизни ни разу не сошел с праведного пути. А коль путь короче, так меньше забот, лишений и скорее, стало быть, приближусь к желанной цели. Есть большая радость в одном сознании, что правде и добру отдал свою жизнь. Есть ли в мире что-либо возвышеннее этого и угоднее Богу.