- У них бог наших простаков-богов хитрее, - продолжал Свенельд. - У них бог в золотых ризах ходит, с венцом, любит песни да ладан. У них учёный бог, не нашим чета. Он их и звезды научил читать… Дал им огонь, которым они жгли нас с отцом твоим на ладьях, так что мы еле ноги убрали. Бог их научил на полях сражаться и чтить царя как самого себя… А наши боги чем тебе помогут, наши сами ходят в рубищах. Нет, князь, у этого бога есть чему поучиться, подумай-ка.
- Не время сейчас думать об этом, - ответил угрюмо Святослав, - враг за спиной у нас…
Свенельд закашлялся и опять отпил меду.
- Значит они нас перемудрят? - спросил Святослав.
- Коли жив будешь, вспомнишь старика, перемудрят. Несметное войско и все на конях, зашиты в железо. А мы на конях не умеем… Трясёмся как бабы… Даже смешно.
- Что же, старина, делать нам? Уж не бежать ли?
- А бежать войску ещё хуже. И как на глаза своим в Киеве показаться. Но благоразумие - наша сила. Уметь избежать смерти - какой в том зазор. Это твоя, князь, обязанность перед подданными. Вот, скажут, смекнуть не мог, полез на рожон и голову сложил. Хитрость не попрёк, хитрость - та же сила. Много я дорог исследил, много вина с людьми выпил и того мнения, князь, что меч не всегда умён.
Он поднялся из-под одеяла и сказал с мольбою:
- Князь, успокой старика на старости лет, поезжай на Русь. Земель у тебя много, дел - непочатый край. Молод ты - тебе жить да жить, да землю рядить, а я здесь останусь… Сложу тут кости с дружиной, чтобы избежать упрёков в трусости. Сам говорил, что мёртвые сраму не имеют…
- Нет, воскликнул Святослав, - этому не бывать. Оставить своего воеводу, когда опасно, это свыше моих сил.
- Г олова моя в твоей власти, сложу рядом с твоей, не опасностей боюсь, за землю печалуюсь. Земля останется без князя, дети - малолетки, начнётся раздор, бояре рядить будут да судить, передерутся… толстопузые. Не дай бог этой бестолковой драки.
- Нет, старик, не пристало нам избегать опасностей. Прошли мы с тобой болота, одолели реки и нрав морей, плавали по Русскому и Хвалынскому морям, полонили арабские области, а от ромеев убежать - честь потерять. Помни, пощады им больше не будет. Довольно благодушествовали славяне, довольно они принимали обид. За русских князей, терпевших поражения от ромеев, за беды отца моего, за вероломство - найду ли в себе предел мести?..
- Ну ладно, ладно, - зашептал старик, - не буду тебя больше уговаривать. Ведь и мне страсть как хочется побить самохвала Цимисхия.
Весь день Святослав хлопотал по подготовке к сражению. Проверял довольствие, закалку оружия, обозревал окрестности, пробуя угадать, где расположится противник и где удобнее выкопать рвы.
К вечеру пришли парламентёры из дружины Свенельда, полонённые Цимисхием в Великой Преславе. Отпущенники эти дали слово склонить Святослава к миру. В рубищах, с окровавленными ногами, с лицами, сожжёнными солнцем, они остановились у крыльца княжеских палат.
Свенельд, уже отдохнувший и переодевшийся, вышел к ним в атласных шароварах, но без верхней рубахи. Поглаживая обросшую волосами грудь, он молча оглядел пришельцев и спросил:
- Ну, с чем пришли?
- Да вот, царь ромейский нас отпустил и велел сказать…
- Велел сказать? - зарычал Свенельд, так что воины вздрогнули. - Сукины дети! Вам может велеть только киевский князь, да его приближенные… Велел сказать?! Да как он, мошенник, может велеть сказать моим дружинникам? А?
Те молчали, Упершись глазами в землю, им было стыдно своего воеводы.
- Куда спрятали языки? Говорите. Не напугать нас угрозами какого-то там ромейского царька, которого мы из жалости пощадили.
- Он велел сказать, - продолжал сотник, - дескать русским конец пришёл, дескать его, царя, сила несметна… Дескать порубают нас ромеи как капусту и тела бросят в море на съедение рыбам. Дескать, лучше было бы уйти нам к себе на Русь. Ромеи не только не помешают нам уйти, а ещё помогут одеждой и харчами и оснастят наши суда…
- Хвастун этот царёк! - вскричал Свенельд. - Это нас-то вздумал запугать, мелюзга… Ну а вы что сами-то на это сказали?
- Да что нам было делать. Промолчали, кукиш в карманах суля. Клялись Перуном и Христом передать всё это князю.
- А что думали про себя?
- Да что нам думать кроме одного: поскорее бы отпустил к своим, перестал бы зубы заговаривать. Нешто мы потеряли воинский дух, али перестали быть русскими. И рады бы сложить головы, да не довелось. Обезоружили нас, окаянные… Облепили как мухи, на каждую руку по десятку… Ни туда, ни сюда!
- В сотни бы поскорее нам, воевода, - заголосили пришельцы. - По товарищам соскучились, сил нету. Да может быть и схватка близка… Подраться бы. Ходим по дорогам, как бродяги, нешто нам это свычно… Воину негоже…
- То-то! - вскричал воевода. - У меня помни: в плену ли, на своей ли земле… помни, что ты вовек русский. А если вы, стервецы, хоть одним помышлением в победе нашей усомнились и веру в великого князя Руси потеряли, так вот вам сказ: идите на все четыре стороны, к своим бабам, таких слабодушных нам ненадобно…