Князь тумана

Что-то серое и впрямь выдвинулось на краю острова. Но остров не потягивался, как почудилось в первый миг Лернеру, — из-за него показался стальной корпус какого-то судна. Темное стальное судно с полощущимся на мачте двуглавым орлом отделилось от кулисы архипелага. На открытой корме стояла пушка, сверкавшая начищенными до блеска медными частями. На палубе царило деловитое оживление. Бегали туда-сюда матросы в белых робах. Окончательно отделившись от окружающих скалистых масс, судно величественно проплыло рядом с "Гельголандом". Под многоголосые выкрики и гулкий грохот цепи оно спустило якорь, который с громким всплеском погрузился в ледяную воду. Мужские голоса звучали на отдалении, словно птичий крик, сипло и пронзительно.

К Лернеру подошел Рюдигер, как следует одетый, с расчесанной бородой и капитанской фуражкой на лысине. Он посмотрел в бинокль и нахмурился.

— Крейсер "Светлана", — сказал он, — Из Мурманска. Что говорится, сабли наголо, ребята!

Не удостоив вниманием маленький рыболовный катер "Гельголанд", военный корабль спустил на воду шлюпку. Двенадцать человек, как подсчитал Рюдигер, собрались высадиться на берег, среди них были и офицеры. Матросы становились перед ними навытяжку, руки по швам.

— Подите побрейтесь, — сказал Рюдигер. — Пора отправляться на берег, настал решительный момент.

Когда надо произвести внушительное впечатление, например при отстаивании территориальных требований и тому подобных серьезных действиях, военные, похоже, обладают неоспоримым преимуществом, сказал себе Лернер. Начать хотя бы с платья! Лернер должен предстать перед русскими в коричневом спортивном костюме в клеточку, с брюками гольф, и хотя его двубортная меховая куртка немного напоминала своим покроем военное обмундирование, но вот котелок, с которым он не расстался даже в северной экспедиции, бесповоротно ставил на весь его облик печать цивильности. Одно слово — штафирка! Русские же были одеты в белые приталенные кители, начищенные до глянца сапоги и фуражки, которые светлым нимбом увенчивали подтянутые офицерские фигуры. В мгновение ока по приказу господ офицеров на острове воздвиглась палатка. Встреча с захватчиками будет проходить под кровлей противной стороны. На Рюдигера это не произвело особенного впечатления. Раздвоенная борода а-ля Тирпиц помогала ему сохранять твердость духа, а кроме того, капитану были знакомы механика военных переговоров с беготней ординарцев, символизирующей послушание и боевую готовность, и все таинства военной иерархии, придающие надлежащий вес выступлению главного предводителя, вдобавок Рюдигер по-прежнему чувствовал за собой силу военно-морского флота, из которого он не по своей воле вынужден был уйти в тот самый момент, когда вот-вот началось бы самое настоящее. Разве не было бы правильнее принять в отношении отставных офицеров закон, действующий в каноническом праве, согласно которому к отлученному священнослужителю, как сказано в этом уложении, "in articulo mortis"[5] возвращаются прежние полномочия? Так и Рюдигер перед лицом врага чувствовал себя прежде всего офицером, которого долг обязывает защищать интересы отечества от любой угрозы, даже находясь далеко от ее пределов.

Русский капитан встретил немецких гостей со всей возможной любезностью. За брезентовой стенкой, несколько защищавшей от пронизывающего ветра, были расставлены складные стулья. На столе стояла наготове и бутылка коньяка. По всему острову бродили русские солдаты, но капитан обратился к гостям со спокойной улыбкой. Звали его Борис Карлович Абака; он произнес это по-немецки с раскатистым "р", и это "р", хоть и очень раскатистое, было тоже немецкое, а не русское, потому что матушка капитана была родом из Дерпта.

— Корветтен-капитан Рюдигер, Теодор Лернер, — представились в ответ немцы.

— Рюдигер? — переспросил русский капитан. — А ведь моя матушка жила когда-то в пансионе у семейства Рюдигер в Штеттине.

— Они мои дед и бабка, — сказал капитан Рюдигер.

— За это надо выпить! — воскликнул капитан Абака и раскупорил коньяк.

Рюдигер был настроен на объявление войны и хотел ответить ледяным отказом, но Лернер опередил его, взявшись за рюмку. Ввиду сложившегося соотношения сил благоразумнее было начать с переговоров.

Капитан Рюдигер волей-неволей принужден был рассказать о своих деде и бабке. Русский капитан, плотный мужчина с воспаленными выпуклыми глазами и, несмотря на мороз, влажными от испарины волосами, внимал его рассказу с задушевным интересом. Даже известие о том, что старых Рюдигеров уже нет в живых, он выслушал так, словно для него это имело огромное значение. Вот и его матушка тоже давно уже покинула сей мир, сказал он через некоторое время, глядя в пространство. В первую секунду Лернер испугался, как бы капитан Абака не впал в ярость по поводу кончины своей матушки.