Князь Василий Долгоруков (Крымский)

(Когда Екатерине доложили об этом происшествии, раздосадованная потерей императрица приказала судить Игнатьева. Выполняя ее волю, суд приговорил капитана к лишению чина за дурное утверждение мачты и за неупотребление подсобных средств, чтобы дойти в Копенгаген с «фальшивым» сооружением. Правда, затем, прочитав приговор, Екатерина выказала царскую милость — просто уволила Игнатьева со службы.)

Один из фрегатов — «Африка» — получил сильную течь, отстал от эскадры и, после длительной борьбы экипажа за корабль, без устали откачивавшего помпами заливавшую трюмы воду, прибыл в Копенгаген спустя восемнадцать дней. Еще печальнее оказалась учесть транспортного судна «Чичагов», которое было выброшено волнами на Поркалаудский риф и разбилось о камни.

Эти достаточно ощутимые для небольшой эскадры потери в некоторой степени компенсировал линейный корабль «Святослав», закончивший ремонтные работы в Ревеле и пришедший в Данию второго ноября.

Из Копенгагена эскадра Эльфинстона вышла первого декабря и на переходе в Англию испытала те же невзгоды, что и эскадра Спиридова. Бушевавшие яростные штормы повредили все без исключения корабли, для починки которых английский адмирал был вынужден зазимовать в Портсмуте и покинул порт только второго апреля 1770 года.

Прибытие в Средиземное море главной эскадры адмирала Спиридова действительно активизировало боевые действия на Балканах. Высадив на берегах крупные десанты, к которым присоединились восставшие греки, русские взяли несколько турецких крепостей, в том числе и Наварин. Капитулировавший после шестидневной бомбардировки и штурма. Взятие этой мощной прибрежной крепости позволило Спиридову перевести сюда восемнадцатого апреля свои корабли и объявить Наварин базой русского флота.

Первые впечатляющие успехи на некоторое время затуманили разум легкостью нынешней кампании. Однако тяжкое похмелье поражения под Модоном отрезвило горячие головы. После неудачной, с изрядными потерями осады крепости стало ясно, что ожидать быстрой и решительной виктории не приходится. Малочисленность русских войск и плохая воинская подготовка греческих повстанцев не позволяли Орлову развернуть широкие наступательные операции, которые могли бы существенным образом повлиять на общий ход войны.

Он так и написал Екатерине в своей реляции:

«Хотя вся Морея и очищена от турок, но силы мои так слабы, что я не надеюсь не только завладеть всею, но и удержать завоеванные места».

Однако отправляя курьера в далекий Петербург, Орлов еще не знал, что к Морее подошла эскадра Эльфинстона. А между тем английский адмирал не только удачно высадил свой десант, но и попытался атаковать семнадцатого мая стоявший в бухте Наполи-ди-Романья турецкий флот Гассан-бея.

Попытка, впрочем, оказалась безрезультатной. Сильный пушечный огонь береговых батарей и кораблей Гассан-бея не позволил адмиралу приблизиться к неприятельской эскадре. Кроме того, решив провести эту атаку, он не поставил перед своими капитанами никакой четкой цели и, вместо того чтобы сосредоточить огонь всех пушек против определенной части турецкого флота, ограничился беспорядочным обстрелом его кораблей и береговых батарей. А затем, посчитав свои силы недостаточными для решительного сражения, покинул бухту и двадцать первого мая у острова Цериго соединился с эскадрой адмирала Спиридова.

А турки, воспользовавшись отступлением Эльфинстона, спокойно покинули залив и ушли к острову Хиос.

Узнав о неудачном бое и о последующем беспрепятственном отходе турок, разгневанный Спиридов дал волю чувствам, обвинив английского адмирала в нерешительности. Тот в долгу не остался, сам накричал на Григория Андреевича, и адмиралы крепко поругались. Но в погоню за флотом Гассан-бея, которая длилась почти месяц, пустились вместе.

Конец вспыхнувшей адмиральской вражде положил Алексей Орлов, бывший в это время под Наварином. Прибыв на эскадру одиннадцатого июня, он молча, устремив неподвижный взгляд на морской горизонт, выслушал рапорты Спиридова и Эльфинстона, их взаимные упреки и обвинения. А затем, со свойственной ему решительностью, объявил, что берет командование объединенной эскадрой на себя и поднимает флаг на линейном корабле «Три иерарха».

— Все споры, господа адмиралы, закончены! Для пресечения недоразумений и великого числа непорядков, имеющих место в обеих эскадрах, для сохранения дисциплины и отвращения уныния я вынужден взять команду на себя… И мой первый приказ будет краткий — вперед за турком!..

Официально турецким флотом командовал капудан-паша Ибрагим Хосамеддин. Но поскольку он ничего не смыслил в морском деле да и по характеру был труслив, то фактически флотом руководил опытный моряк-алжирец Гассан-бей.

Преследуемый русской эскадрой, неприятельский флот стал на якорь в проливе у острова Хиосс, где Гассан решил дать гяурам генеральное сражение. И за обедом объявил об этом капудан-паше.