Князь Василий Долгоруков (Крымский)

По призыву хан-агасы Багадыр-аги двадцать пятого июля в Карасубазар съехались беи и мурзы знатных крымских родов, члены дивана, духовенство, чтобы обсудить сложившееся положение.

Разговор был острый. Некоторые мурзы предлагали продолжать уговаривать русских принять акт без подписи хана, что при необходимости давало возможность объявить его недействительным и вернуться под протекцию Порты. Но большинство выступило против этого. Особенно резок был Шагин-Гирей.

— Упрямство не есть добродетель, когда речь идёт о судьбе ханства, — восклицал он с юношеской горячностью.

На ваши пустые уговоры у русских есть хороший ответ — пушки! Они заговорят ранее, чем вы дождетесь помощи от Порты…

Узнав, что русская королева дала согласие ногайским ордам на избрание его ханом, Шагин-Гирей сильнее прежнего осмелел в речах и поступках. Он уже видел себя не только ханом ногайцев, но и властелином Крыма, и не считал нужным скрывать свою приверженность к России, на негласную помощь которой надеялся.

— Против кого вы собираетесь выступать?! — кричал Шагин. — Против державы, что не только предложила свою дружбу, но и обещает защиту от турецких происков?!

Его неожиданно поддержал ширинский Джелал-бей, слово которого по неписаной традиции было решающим.

Он ненавидел русских, был предан Порте, но понимал, что теперь иного выхода нет.

— Вспомните нашу пословицу, — сказал бей бесцветным, расслабленным голосом. — «Нельзя играть со львом». Лев под боком, а клетки для него нет. Так не станем дразнить зверя… Не время… Надо избрать нового хана! Он подпишет бумагу.

Несколько мурз, близких к Шагин-Гирею, выкрикнули его имя. Остальные сдержанно зашумели, поглядывая на Джелал-бея, словно испрашивая его совет.

Шагин-Гирей был не худшим претендентом на ханство, но многих мурз, даже из числа его сторонников, настораживали неуемные прорусские настроения султана, рьяное отстаивание тесного союза с Россией. И хотя в манифесте Долгорукова, разосланном по крымским селениям, содержались клятвенные обещания обеспечить независимость ханства, сохранить жизнь и управление по древним татарским обычаям, мурзы боялись, что, сменив покровителя, они попадут в другое рабство — русское.

Знатных крымцев не устраивала также излишняя, по их мнению, самостоятельность Шагина, его чрезмерное честолюбие. Все ханы, за исключением некоторых сильных личностей — к примеру, покойный Керим-Гирей, — всегда прислушивались к советам беев и дивана. Было очевидно, что, став ханом, самолюбивый Шагин не допустит, чтобы кто-то им управлял.

Было и еще одно опасение: получив поддержку императорского двора, Шагин отдаст Крым русской армии. А затем, подавляя с помощью пушек и штыков сопротивление недругов, продержится у власти бесконечно долго.

Убеленный сединами Джелал-бей тонко намекнул на молодость претендента, его неопытность в государственных делах.

Все дружно поддержали бея и ханом избрали Сагиб-Гирея, более умеренного и покладистого, чем его младший брат Шагин.

Когда приступили к выбору калги-султана, снова раздались голоса:

— Шагина хотим! Шагина!

И опять все обратили взоры на Джелал-бея.

Бей был мудр. Он раньше других понял опасность нового состояния ногайцев и угрозу, исходившую от их близкого соседства. Он всегда презирал ордынцев за продажность, готовность к предательству, за пренебрежение к порядку и нежелание подчиняться законам. Но после их измены и перехода под покровительство России к презрению добавился еще и страх.

Бей понимал, что если Шагин-Гирей останется сейчас без реальной власти, то, обидевшись, уйдет к ногайцам, которые сразу изберут его своим ханом. И тогда Шагин может отомстить, ввергнув Крым в жестокую междоусобную бойню, которая вконец ослабит ханство и сделает его игрушкой в руках России. А со временем, возможно, еще одной имперской губернией. Этого бей страшился больше всего! Шагина следовало удержать в Крыму, бросив хорошую кость, а ордам на будущее запретить вступать в крымские границы.

— Лучшего калги, чем Шагин, нам не найти, — сказал Джелал-бей.

Все, как по команде, закричали:

— Шагин! Шагин!..

Дальше дело пошло быстрее: нурраддин-султаном избрали Батыр-агу, племянника Сагиба и Шагина, выбрали депутатов к российскому двору, составили письмо об отторжении от Порты и, под зорким оком Шагин-Гирея, все присутствовавшие подписали бумагу.

Через три дня Мегмет-мурза и Али-ага привезли Долгорукову присяжный лист, подписанный ста десятью мурзами.

— Этим актом весь крымский татарский народ объявляет, что он отстает от Порты Оттоманской, принимает предлагаемую Россией вольность и независимость и поручает себя покровительству российской королевы, — провозгласил Мегмет-мурза, передавая грамоту Долгорукову. — Этим актом мы клятвенно обещаем никогда более не переходить на сторону Порты, многие годы угнетавшей нас.

— Подписи по всей форме? — спросил Долгоруков.

— Да, ваше сиятельство, — ответил Якуб-ага, просмотрев акт. — Подписи, печати — все как положено.

— Кто избран послами ко двору ее величества?