Князь-волхв

С этим замком пришлось повозиться дольше, чем с предыдущими, но и он, в конце концов, поддался умелым рукам синоби. Итиро вошёл в дверь.

Да, всё верно… В просторной, округлой комнате не было ни одной живой души. И — ни единого окошка, ни бойницы. Только тяжёлые расшитые полотнища свисали вдоль стен. В самом центре — небольшой деревянный помост. На возвышении — серебряная подставка с тремя изогнутыми ножками. А горящие бронзовые светильники, установленные по краям помоста, освещают…

Освещают…

Итиро замер от восторга, наблюдая, как трепещущие огоньки масляных лампадок преломляются в прозрачном, словно отлитом из чистейшего льда, кристалле-коконе, уложенном на треногу. По форме кристалл напоминал яйцо огромной птицы, по сути — драгоценную раку. Его широкие грани были помечены истёртыми молочно-белыми знаками, недоступными пониманию непосвящённых. А под ними, под неведомыми иероглифами, в гладкую толстую оболочку кокона была вмурована маленькая чёрная, как уголь, рука. Высохшая. Костлявая. Согнутая в локте. С чистым, ровным срезом на плечевом суставе.

Сухая кожа обтягивала мумифицированную конечность, не скрывая, а лишь подчёркивая очертания выпирающих суставов и суставчиков. Тонкие и длинные — невероятно длинные — скрюченные пальцы как будто стремились сомкнуться на горле невидимого врага. Ногти, больше смахивающие на звериные когти, словно пытались выцарапаться из прозрачного саркофага.

Вне всякого сомнения, это была та самая Кость, за которой пришёл Итиро. Чёрная Кость.

Глава 3

По воле Феодорлиха, являвшегося единственным распорядителем и судьёй императорского турнира, ханским послам надлежало открыть ристалищные игрища и сразиться с немецкими рыцарями в первом же бою. Уговорились на групповую схватку-бухурт. Причём, император пожелал непременно увидеть конную сшибку на копьях — гештех, в котором германцы были особенно сильны. Правила оказались простыми, даже, как счёл Тимофей, подозрительно простыми. Каждая сторона выставляла десяток воинов в тяжёлом боевом доспехе и с привычным вооружением. Условие только одно: копья должны быть тупыми.

Послам пришлось снять боевые наконечники, превратив копья в обычные палки. Немцы же украсили своё оружие увесистыми набалдашниками, смахивавшими на ослиные копыта. Коронели — так называли их латиняне. Пробить подобным навершием щит или латы противника не представлялось возможным, зато, благодаря расширенной форме, турнирный наконечник не соскальзывал с доспехов и давал во время сшибки определённые преимущества.

Возле императорского шатра расчистили и утоптали ровное, подходящее для конной стычки поле. Однако достаточно просторным для полноценной схватки двух десятков всадников оно, всё же, не было. Сильно вытянутое в длину, но стиснутое по бокам ристалище позволяло противникам лишь разогнаться как следует и съехаться в лобовой таранной сшибке. А вот обходного маневра, внезапного охвата и сокрушительного флангового удара, излюбленного татарами, здесь уже не совершить. Поле изначально готовилось для боя, к которому привыкли рыцари, а не степняки.

Границы ристалища обозначили горящими факелами. Огни горели ярко и часто. Трибун, скамей и навесов для зрителей не возводили, только у входа в императорский шатёр стояло походное кресло-трон Феодорлиха. Прекрасных дам не было. Пышно разодетых герольдов — тоже. Молчали трубы. Не вились над полем знамёна. Не звучали долгие торжественные речи. Никто не брал и не давал клятв честного боя, никто не проверял доспехи бойцов, никто не мерил длину копий и не сравнивал щиты.

Тимофея не покидало нехорошее предчувствие. Во время былых странствий ему доводилось бывать на подобных состязаниях, но ни одно из них не походило на этот странный турнир.

— Слышь, Бельгутай, — шепнул он ханскому послу возле ристалища. — Здесь что-то не так. Точно тебе говорю.

— Охотно верю, — согласился нойон. На лице татарина не дрогнул ни один мускул. — Я уже принял меры, Тумфи.

— Меры? — насторожился Тимофей. — Какие меры?

— Какие мог. Так, на всякий случай…

— Ты не доверяешь мне? Настолько не доверяешь?

Степняк усмехнулся. Отмолчался.

— Вообще-то, в этом турнире я участвую тоже и, заметь, на твоей стороне, — нахмурился Тимофей.

После недолгого раздумья, ханский посол, всё-таки, заговорил:

— Мои лучшие нукеры остались в лагере. Сейчас они тоже облачаются в доспехи и готовят оружие. Настоящее, боевое. Не затупленное.

Тимофей оглянулся.

Татарский курень издали выглядел мирно и сонно. Дымились притушенные костры под закопчёнными казанами. Между палаток лениво прохаживалась пара часовых. Но вот что творилось в палатках? Этого отсюда не разглядеть. Правда, у коновязи посольства стояла пара десятков осёдланных коней, но так было всегда или почти всегда.

— Погоди-ка, Бельгутай, — спохватился Тимофей. — Если твои лучшие воины остались там, кто тогда будет биться на ристалище?

— Тоже неплохие нукеры, — пожал плечами нойон. — Но, всё же, не самые лучшие.

— А-а-а… — Тимофей вытаращил глаза, не зная, что и сказать.

— А ещё я и ты — не забывай об этом, Тумфи, — чуть дрогнули уголки губ Бельгутая.