Князь-волхв

Тимофей дёрнул верёвку на себя, наново затягивая петлю. Неугомонный бесермен яростно бился и извивался на земле. И — надо же! — выскальзывал-таки из пут. Не человек прямо, угорь в человеческом обличье…

— Бельгутай! — позвал Тимофей — Бель-гу-тай!

Степняк приподнялся из травы, ошалело мотая головой и постепенно приходя в себя после страшного удара.

— Держи крепче! — Тимофей бросил татарину конец верёвки. Сам бромился к тёмной фигуре, возившейся в траве.

Бельгутай натянул верёвку. Тимофей подбежал к полонянину. Уже наученный горьким опытом — своим и чужим — уклонился от ноги, целившей под полумаску шлема. Навалился сверху, придавливая маленькое вёрткое тело щитом, как змеюку камнем. Тело под щитом, в самом деле, шипело по-гадючьи, норовило высвободиться, лягнуть, укусить. Щуплого на вид бесерменчика, даже раненного, даже опутанного верёвкой и полузадушенного, одолеть оказалось непросто.

Но не невозможно.

Улучив момент, Тимофей размахнулся как следует…

Пудовый кулак обрушился на голову иноземца. Одного удара оказалось достаточно. Тело под щитом вмиг обмякло. И теперь-то уж, похоже, по-настоящему. Тимофей снял шлем. Утёр пот со лба. Кто бы мог подумать, что с одним человеком будет столько хлопот?!

* * *

Подошёл, потирая разбитые губы, Бельгутай. Неодобрительно покачал головой.

— Убил? Плохо, Тумфи, очень плохо. Мне нужен был живой пленник. Мёртвый ничего не скажет.

— Авось, жить будет, — отмахнулся Тимофей.

— Будет? — недоверчиво прищурился татарин. — Знаю я вашего уруского авося. И как кулаком быков валите, наслышан.

— Ну, валить-то валим, — хмыкнул Тимофей, — случается. Так ведь не убиваем же. Зачем животину зря губить? Ты, Бельгутай, того… не причитай понапрасну. Лучше свяжи полонянина, пока не очухался. Как придёт в себя — попробуем поговорить. Хотя, сдаётся мне, нелёгкое это будет дело — разговаривать с эдаким татем.

— Лёгкое, нелёгкое — неважно, — буркнул Бельгутай. — Есть много способов развязывать языки.

Как там насчёт развязывания языков, Тимофей не знал, но вот пленников вязать татары, конечно, мастера. Пока Тимофей подзывал и успокаивал гнедка, Бельгутай сноровисто опутал бесчувственное тело тугими верёвочными кольцами и намертво затянул хитрые узлы.

Нойон пожелал сам везти полонянина. Тимофей возражать не стал. В четыре руки они взвалили крепко увязанный человекоподобный тюк поперёк седла Бельгутаевой лошадки. Благо, щуплый незнакомец оказался не тяжелее юного отрока или девицы.

— Присмотри-ка за ним, Тумфи, — Бельгутай кивком указал на пленника.

Поймав вопросительный взгляд Тимофея, татарин пояснил — как-то поспешно и нарочито небрежно:

— При нём сумка какая-то была. Пойду поищу. Вдруг, что ценное в ней.

«Э-э, нет, — мысленно усмехнулся Тимофей. — Так дело не пойдёт».

— Я сам, — коротко бросил он. — Я знаю где. Я сейчас.

И вскочил в седло. Быстро, пока Бельгутай не остановил.

А ведь пытался.

— Погоди! — растерянно прокричал вдогонку степняк. И требовательно: — Сто-о-ой, Тумфи!

Нойон бросился, было, к нему — перехватить повод. Ан поздно…

Тимофей уже мчался за сумой полонянина. Если чёрный бесермен так ею дорожил, если так цеплялся за неё, то, в самом деле, не мешало бы в неё заглянуть. Причём, желательно, раньше Бельгутая. Очень может быть, что именно там и припрятана Чёрная Кость, из-за которой столько шума.

Ага, нашёл! Тимофей с седла пригнулся к земле, на скаку выцепил из травы тёмную котомку. Натянул повод, останавливая коня. Осмотрел добычу.

Ничего, вроде бы, особенного. Невзрачная сумишка из плотной ткани. Оборванные лямки. Махонькая дырочка — видать, след от стрелы. Под тканью прощупывалось что-то твёрдое, округлое. Небольшое и не очень тяжёлое. Туго затянутые ремешки не позволяли заглянуть внутрь. М-да, так просто их и не распутаешь. Легче взрезать мечом.

Тимофей потянулся к оружию.

— Тумфи! — резкий окрик Бельгутая заставил его оглянуться. Было что-то в призыве степняка такое… нехорошее что-то было.

Татарин с непокрытой головой — ишь ты, даже сбитого шлема не надел: видать, торопился очень! — уже сидел в седле и подъезжал к нему. Поперёк мохнатой низкорослой лошадки лежит бесчувственный пленник. В руках у Бельгутая лук. На тетиве стрела. Тетива оттянута к уху. Узкий гранёный наконечник направлен на Тимофея.

«А ведь не промахнётся, крысий потрох! — пронеслось в голове. О меткости ханского посланца Тимофей уже знал не понаслышке. — Если будет стрелять, с такого расстояния положит сразу. Но неужели, в самом деле, будет?»

— Зачем ты хватаешься за меч, Тумфи? — недружелюбно спросил Бельгутай. Прищуренный глаз нойона холодно смотрел из-за костяной накладки лука. — Не нужно этого делать. И сумку отдай. Просто отдай и всё, ладно? Я сам посмотрю, что в ней.

Две или три секунды они молча давили друг друга взглядами. В луговой траве звенели цикады. Над поросшими лесом холмами щебетали птахи. Но никчёмные сторонние звуки эти лишь усиливали повисшую между всадниками тишину, отдающую могильным безмолвием. Сквозь живительные запахи отчётливо пахнуло смертью.