Князь-волхв. Тропа колдунов. Алмазный трон

Городские укрепления опоясывали столь невеликое пространство, что с любой башни и с любого стенного пролета весь Острожец просматривался из конца в конец. Такую крепость удобно оборонять небольшими силами и, пожалуй, в этом заключалось единственное преимущество маленького городка.

Немногочисленные посадские избы за рвом уже были сожжены дотла. Черные пепелища еще слабо дымились вокруг стен, обозначая уничтоженные подворья. Небольшая пристань на крутом берегу Ищерки тоже порушена топорами и сброшена в воду. Крепость избавилась от лишнего и ненужного, от всего, что могло хоть как-то пригодиться неприятелю.

Последний беженский обоз, покидавший город, давно скрылся из виду. Ратники, которых можно было собрать, собраны. Единственные ворота, смотревшие от реки в поле, заперты и заложены изнутри. Острожец был подготовлен к осаде настолько, насколько это вообще возможно за столь короткое время.

Наступал новый день. Зарницы свое уже отполыхали, но только-только оторвавшееся от горизонта солнце еще не очень уверенно ощупывало влажную землю живительными лучами. В воздухе веяло рассветной прохладой и томящей сердце тревогой. Угрим и Тимофей с обнаженными головами стояли в башне над городскими воротами. Больше на стенах не было никого. Князь, ничего не объясняя, согнал воинов вниз. Зачем согнал – это было ведомо лишь одному Угриму.

Что-то прикидывая и обдумывая, князь молча вглядывался вдаль, в поле. Ясное дело: именно оттуда накатит самый мощный удар. С тыла Острожец защищен полноводной Ищеркой, а здесь только ров да вал. И сразу за ними – ворота, которые нужно удержать любой ценой.

Но вот какими силами придется их удерживать?

Тимофей окинул взглядом небольшую княжескую дружину и крепких ищерских мужиков, набранных по окрестностям. Большей частью бездоспешные, с топорами и рогатинами, ополченцы, разбитые на десятки и сотни, бестолково топтались под крепостными стенами. Тимофей вздохнул: необученные это, никудышные воины, не проливавшие еще своей крови и не пускавшие чужой. Хорошо хоть детишки, бабы и старики укрылись в лесах.

Правда, городские обозы ушли налегке, почитай без ничего: князь запретил вывозить из города припасы. Что ж, тем дальше отъедут сбеги. Все-таки у тех, кто ушел, шансов выжить больше, чем у тех, кто остался за стенами. Да, Угрим закрыл Острожец волховским словом и силой Черной Кости от вражеской магии, но ведь не от стрел же и копий. А Тимофей видел несметную силу латинян. Едва ли княжеским дружинникам и ищерским ополченцам удастся хотя бы день выстоять против такого воинства.

– Я вот все думаю, княже, – негромко проговорил он. – Что если хан Огадай замешкается? Если татары припозднятся или не придут вовсе? Если придут, но не схлестнутся с латинянами?

Угрим не ответил.

– Такое может случиться?

Угрим молчал.

– Ведь может, княже?

– Маловероятно, – выцедил князь сквозь зубы.

– Значит, все-таки может…

И вновь молчание.

– Мало людей у тебя, – спокойно, без страха, продолжал Тимофей. – Слишком мало. Если твой план не сработает, и татары запоздают хоть немного, зря положишь и дружину, и мужиков.

– Сколько есть в крепости воинов – столько есть, – недовольно повел бровью князь. – Других ратников мне взять неоткуда, Тимофей. Наколдовать их не могу. Не силен пока в этом. И из Острожца я уходить не стану. Кощееву Кость, что под нами, другим не оставлю.

– Тогда придется самим за нее костьми ложиться, – понятливо кивнул Тимофей, поглаживая пристегнутый к поясу шелом. – Умирать с честью, но, сдается мне, без особого толку. Не серчай, княже, я просто хочу уяснить все сразу. Чтобы во время сечи, когда начнут гибнуть люди, не отвлекаться на дурные мысли и ненужные вопросы. За себя-то я не беспокоюсь: я поклялся тебе служить и от своей клятвы не отступлюсь. Но уж, коли ты поставил меня воеводой, то и за ратников твоих я тоже вроде бы как в ответе. И чем раньше узнаю, с каким сердцем посылать их на смерть – тем лучше.

– Ну что ты все заладил: костьми ложиться, умирать, гибнуть, на смерть посылать! – раздраженно пробурчал Угрим. – Не торопись на тот свет, Тимофей. Не в чистом поле ведь латинян встретим. Из крепости будем держать оборону.

Тимофей невесело усмехнулся. Знал он, какова эта крепость, хорошо знал. Да уж, «крепость»…

Старый, давно не чищенный ров с обвалившимися стенками. Оплывший вал с покосившимся тыном. Прорехи в частоколе – словно дыры в щербатом рту. Да и городские стены тоже… Невысокие, выложенные из почерневших от времени бревен и засыпанные изнутри просевшей землей, замшелые, подгнившие, давно не чиненные, ненадежные. Защитные заборала проведены в стороны. Переходные галереи обвисли, а кое-где обвалились и наспех соединены переброшенными досками. Покосившиеся башни зияют не только узкими бойницами, но и щелями в ладонь-две шириной. И детинец – не лучше. Эх, княже-княже, любую крепость следует крепить в мирное время, а не перед набегом супостата. Тимофей не раз и не два говорил об этом князю, а Угрим все отмахивался. Зря…

– Чего кривишься? – спросил Угрим.