Князек

Что же до нее, то она относилась к нему по-прежнему – с холодным равнодушием, но время шло, и вот иногда Джону стало казаться, будто изредка в ее взгляде мелькает нечто странное, подобное лучу солнца, отраженному холодной гранью кристалла. Все женщины в усадьбе души в нем не чаяли – он был красивее всех, выше всех ростом, самый искусный наездник, лучше всех метал копье и стрелял из длинного лука, был вежлив и обходителен – а Мэри Перси все-таки была женщиной. Что бы он ни делал, чтобы привлечь ее внимание – все оставалось втуне. Джон гарцевал перед ней на коне, совершал чудеса охотничьей доблести, сражался с сильнейшими кулачными борцами – а дома, в главном зале, долгими вечерами наигрывал на маленькой нортумберлендской арфе старинные баллады... Но Мэри оставалась равнодушной – ее глаза были по-прежнему неприветливыми, как серое северное небо. Однако в ней чувствовалась какая-то настороженность – словно она опасалась не столько Джона, сколько себя самой... И если девушка не ощущает исподволь, что Джон – ее рок, ее судьба, откуда тогда эта напряженная бдительность?..

Он не ждал скорого ответа – и тем не менее получил его... В тот день еще не стаял снег – Джон и Мэри с горсткой охотников преследовали оленя у водопада Гирди. Мэри, как водится, мчалась впереди, а Джон, отстав от девушки лишь на пару шагов, ехал чуть сбоку, чтобы видеть ее прекрасное лицо в обрамлении капюшона зимнего плаща из волчьего меха. Она сдержала коня и, жестом приказав всем остановиться, въехала по крутому осыпающемуся склону на скалистый уступ высотой футов в двадцать и долгое время пристально оглядывала ущелье. Кони переступали с ноги на ногу от холода, Китра улегся под кустом прихваченного морозом папоротника, ломкого, словно стекло, и оттуда укоризненно глядел на хозяина. Охотники угрюмо переговаривались между собой на своем диком наречии, непонятном для Джона, словно пение лесных птиц. Джон, запустив окоченевшие пальцы поглубже в густую гриву Юпитера, не спускал глаз с Мэри.

Даже с такого расстояния было видно, что с девушкой что-то творится: лицо ее, четкостью линий напоминавшее камею на фоне темных мрачных небес, было так печально, что у Джона заныло в груди – он дорого бы дал за то, чтобы облегчить ее боль. И вдруг все вмиг переменилось: она насторожилась, вытянулась в струночку, глядя на что-то, невидимое им снизу. Потом резко развернула Хаулета – так резко, что они наверняка упали бы, не будь у жеребца сильных, словно сталь, ног.

– Разбойники! – односложно выдохнула она, поравнявшись со спутниками. – Едут от Ваучопа. Думаю, хотели подобраться к нам сзади и внезапно напасть. Ну что ж, нам есть чем их удивить... Вперед!

Их было всего восемь – против десяти или двенадцати разбойников, но на их стороне были важные преимущества: внезапность и выгодное положение выше по склону. Охотники издали воинственный клич, и собаки с высоты десяти футов налетели на бандитов, словно четвероногие соколы. Закипел бой. Разбойники, приземистые люди с пальцами корявыми и грубыми, словно древесные корни, одетые в плащи землистого цвета, были отменными бойцами – они действовали стремительно, нанося внезапные удары, но вскоре поняли, что удача им изменила. После короткой и яростной схватки они обратились в бегство.

Последним повернул коня их предводитель, человек с густейшими волосами и бородой огненного цвета, словно мех зимней лисицы – его плащ на плече был схвачен массивной серебряной брошью с крупными аметистами. Он прикрывал своих спутников, давая им возможность уйти, а потом пришпорил коня и поскакал вверх по склону. Это очень задело Мэри, и она выкрикнула: «Этот – мой! Ждите меня здесь!» – и, вонзив шпоры в бока Хаулета, поскакала следом. Белый жеребец ловко, как кошка, пробирался по узкой каменистой тропинке и скоро настиг жертву. Тот внезапно обернулся и метнул копье. Мэри находилась внизу – и удар застал ее врасплох. Джон понял, что копье задело ее – она вздрогнула всем телом. Сердце Джона облилось кровью – и стоило Мэри чуть отклониться, чтобы нанести ответный удар, копье, которое юноша все время сжимал в руке, просвистело в воздухе и угодило разбойнику прямо в грудь. Тот без звука рухнул под ноги коня, который, захрапев, устремился прочь. Мэри вскрикнула от злости и боли, развернула Хаулета и поскакала к остальным.

Волчий мех у нее на плече был распорот и окровавлен – видимо, кончик копья на излете задел ее по щеке: на лице виднелось ярко-алое пятно. Но хуже всего было выражение ее лица. На других она даже не взглянула – она знала, что копье метнул Джон. Ее серые глаза горели, словно у дикой кошки – Джон невольно отшатнулся.

– Он был мой! Мой – а ты убил его! – закричала она. – Ты посмел вмешаться! Ах, вот оно как? Так ты собирался оберегать мою честь, имей я глупость выйти за тебя?

Джон знал, что не должен оправдываться – хотя мог бы.

– Моя рука опередила мысль, – сказал он. – Я не смог сдержаться.

– Будь на моем месте отец, ты не поступил бы так!